В течение почти трех лет она задерживала на своих фронтах больше половины всех неприятельских дивизий и в этой борьбе потеряла убитыми больше, чем все прочие союзники, взятые вместе».
Даже к декабрю 1917 года русский фронт все еще привлекал к себе 74 германские дивизии, составлявшие 31 % всех германских сил.
Естественно, выход России из войны повлек бы немедленную переброску этих дивизий против союзников.
В силу вышеназванных причин державы Антанты на протяжении всего периода борьбы Советского правительства за мир придерживались политики замалчивания советских мирных предложений.
Они поддерживали Ставку во главе с Верховным главнокомандующим Н. Н. Духониным, которая стала в те дни центром, куда стекались различные контрреволюционные элементы — от кадетов до меньшевиков.
Лидеры партий эсеров и меньшевиков под защитой Ставки попытались образовать «общесоциалистическое» правительство во главе с эсером В. М. Черновым.
Но, с другой стороны, нельзя было не понимать, что обращение новой власти к Антанте было изначально обречено на неудачу.
Да и как можно было садиться за стол переговоров со страной, которую еще так и не признал?
Во-вторых, вряд ли кто по-настоящему понимал, что такое «справедливый демократический мир» в понимании большевиков.
А самое главное заключалось в том, что он никому не был нужен. Я имею в виду, не народы, а правительства.
Не для того Германия присылала в Россию Ленина, чтобы потом подписывать мирные соглашения.
Вывести Россию из войны и с новыми силами ударить по Антанте, — вот была истинная цель Берлина.
А каким воображением надо было обладать, чтобы предложить четыре года воевавшей Антанте мир «без аннексий и контрибуций?»
Особенно осенью 1917 года, когда Союзники вряд ли сомневались в своей скорой победе над изнемогавшей под тяжестью войны Германией. И заключенный с нею осенью 1917 года мир вряд ли бы напоминал то ограбление, которое было осуществлено Союзниками через полтора года в Версале.
Так что Ленин врдя ли удивился, не получив ответа на свои телеграммы ни от одной воюющей страны.
Более того, все приличия были соблюдены, и теперь он мог вести мирные переговоры с Центральными государствами.
Что оставалось большевикам?
Только одно: взять дело мира (пусть и позорного) в свои руки!
И они взяли его.
20 ноября 1917 года Совнарком специальной телеграммой поручил генералу Духонину «обратиться к военным властям неприятельских армий с предложением немедленного приостановления военных действий в целях открытия мирных переговоров».
«Возлагая на вас ведение этих предварительных переговоров, — сообщалось в ней, — Совет Народных Комиссаров приказывает вам: 1) непрерывно докладывать Совету по прямому проводу о ходе ваших переговоров с представителями неприятельских армий; 2) подписать акт перемирия только с предварительного согласия Совета Народных Комиссаров».
Николай Николаевич Духонин в то время исполнял обязанности Верховного главнокомандующего.
Вступить в должность Главковерха ему приказал сам Керенский, являвшийся на тот момент Верховным главнокомандующим.
Обдумав предложение Керенского и членов «Комитета спасения родины и революции» Духонин после падения правительства и исчезновения Керенского принял на себя командование, призвал фронт сохранять спокойствие и ждал создания нового правительства.
«Среднего роста, — писал о нем барон П. Н. Врангель, — полный, румяный, с густыми вьющимися черными волосами, чрезвычайно моложавый, он производил впечатление очень мягкого, скромного человека. Генерал имел немало славных дел, и георгиевские кресты, украшавшие его грудь и шею, говорили об этом».
Духонин стал известен в 1914 году, когда принял участие в знаменитой Галицийской битве.
Он курировал в армии разведку и со своими обязанностями справлялся блестяще.
За проведение рекогносцировки у мощной австрийской крепости Перемышль ему вручили высшую воинскую награду империи орден Святого Георгия 4-й степени.
Спустя два года Николай Николаевич принял участие в разработке плана легендарного «брусиловского прорыва».
Даже генерал от инфантерии Брусилов, который не жаловал большинство офицеров императорской армии, в своих воспоминаниях был вынужден отозваться о Духонине как о самоотверженном молодом соратнике.
Не случайно именно Николаю Николаевичу было суждено стать последним начальником штаба Верховного главнокомандующего русской армией.
«Храбрый солдат и талантливый офицер Генерального штаба, — писал в своих „Очерках русской смуты“ Антон Иванович Деникин, — принес Керенскому добровольно и бескорыстно свой труд, отказавшись от всякой борьбы в области военной политики и примирившись с ролью „технического советника“.
Духонин шел на такую роль, заведомо рискуя своим добрым именем, впоследствии и жизнью, исключительно из-за желания спасти положение. Он видел в этом единственное и последнее средство».
«Я думаю, — писал из тюрьмы Духонину Корнилов, — что Вам необходимо безотлагательно принять такие меры, которые, дали бы благоприятную обстановку для организации борьбы с надвигающейся анархией».