Прошедшие войны

Ночью ему приснился тот же сон с сыном на вокзале. Только теперь почему-то поезд мчался не с противоположной стороны, а за спиной Арачаева. Вновь мучился он в ночи, проснулся в поту, в кошмаре, а за окном на станции быстро проезжает ночной скорый поезд на Москву, стучат рельсы, слышен прощальный гудок. Цанка, как обычно, долго после этого сна сидел в постели, дрожал всем телом, не мог перейти в реальность, и стал сомневаться, где сон, а где явь. Потом долго курил, в горле все першило, после вчерашней водки мучила жажда.

На рассвете прилег, заснул и вновь увидел сон — да такой блаженный, умиленный. Стоит его мать, вся в белом; юная, красивая, родная, и недовольно машет головой, ничего не говорит. А сзади за ее спиной много мужчин, тоже все в белом, все стоят в ряд — молятся, а на шаг перед ними в роли старшего Баки-Хаджи, прямо за его спиной со строгими, ответственными лицами отец Цанка — великан Алдум, Ески, Басил, Косум…

В это время раздался стук в дверь. Цанка вскочил, почему-то первым делом собрал свои проекты, закинул далеко под кровать, потом пошел к двери. Пришел вызванный земляк. После короткого приветствия и ритуальных вопросов о бытье и житье, спросил:

— Ты что звал?

— Я? — замешкался Цанка, задумался. — А, просто я решил, что нам всем молиться надо… И регулярно.

— Мы-то молимся, а вот от тебя несет перегаром, — сморщился гость.

— Да? — наивно улыбнулся Цанка. — Ну и хорошо… Сегодня воскресенье, давай в последний раз гульнем, тем более что скоро и Шовхал придет, а с завтрашнего дня — начнем новую жизнь.

— Ну, раз такое дело, то давай… А жизнь и так каждый день новая… Сбегаю я в магазин?

Когда гость удалился за водкой, Цанка сел на кровать, задумался: «Нет, так нельзя, — думал он, — если операция провалится, то мой сын так и будет еще долго ждать меня, а может и не дождется… А что скажут на это действие мои родители, дети? Что их сын и отец действительно бандит, убийца, вор… Нет, до сих пор им не был, а сейчас и подавно не буду… Просто среди тварей живу, и чуть сам тварью не стал…»

Он полез под кровать, достал в спешке листки, разорвал их все в клочья и пошел на улицу. За околицей кинул бумажки вверх. Сильный ветер подхватил их, играючи понес по пустыне, а с ними унес всю ересь последних месяцев. Цанка глубоко, с облегчением вздохнул, съежился, побежал домой…

Новый 1951 год встречали в самой просторной, двухкомнатной квартире Цанка.

— За возвращение блудного сына! — произнесла тост Клавдия Прокофьевна.

— Да, — смеялся Волошин, — а то чуть альфонсом не стал. С размахом гудели два дня. Было много водки, плов, серый хлеб, а на десерт настоящий зеленый чай и фабричные папиросы.

Весь январь и февраль Цанка ходил в раздумьях — у кого взять деньги в долг. Земляки-чеченцы были нищими, русские спецпереселенцы — тоже. Можно было пересилить себя и попросить у бывшей «любовницы», но совесть не позволяла, и вдруг он на базаре встретил жену Саренбаева. Она ему мило улыбалась, приглашала в гости, говорила, что если бы не он, то до сих пор ютились бы в двухкомнатной квартире со всеми детьми и внуками, а теперь у них кирпичный, просторный, свой дом на земле.

— Приходи, друг, приходи… Мой часто тебя вспоминает, говорит, что если бы не знакомство с тобой, о чеченцах так бы и думал — что все бандиты и уголовники.

После этой встречи еще неделю Цанка колебался, потом решился идти к бывшему начальнику. Сразу же попросил в долг деньги и откровенно рассказал, зачем берет и для чего. Ничего не утаил, только о золоте промолчал. Без лишних слов, вопросов и условий, просто по-мужски, по-дружески, Саренбаев дал Цанке деньги, а потом до полуночи угощал всякими восточными яствами. Через неделю Арачаев был в Кзыл-Орде у местного уголовного авторитета — грека по национальности, который обещал сделать надежные документы личности. Для страховки Цанка взял с собой и Шовхала.

— А это кто? — спросил грек, указывая на напарника Арачаева.

— Это наш авторитет, — серьезно ответил он.

— А что, среди чеченцев есть не авторитеты? — усмехнулся вор. — У вас чем жалче вид — тем круче нрав… Вообще, странная нация — без «понятий».

…Тридцатого апреля, сделав отметку в милиции (чеченцы регистрировались один раз в месяц), Арачаев Цанка направился на Родину, на Кавказ, в родное Дуц-Хоте. Одет был в парадную военную форму, в руках держал маленький чемоданчик, одолженный у Волошина, в котором лежали сменное белье и гражданская одежда. О поездке знали всего несколько чеченцев и Петр Иванович.

Маршрут Цанка был Кзыл-Орда — Свердловск — Минводы — Грозный. Ехал он открыто, нигде не хоронился, иногда вел себя даже вызывающе, хоть и знал, что в случае задержания ему грозит двадцать лет тюрьмы. На вокзале в Свердловске его остановил военный патруль, на вопрос «куда направляетесь» — нагло ответил: в Москву, на парад Победы. Эффект от этих слов был магический.