Прошлогодние Перья (СИ)

   - "Зверь редкий"? - Прервала его Анна, болезненно проговаривая каждое слово, будто от них зависела чья-то жизнь. Бездыханная, исполосаная рваными ранами грифонья туша продолжала стоять в глазах куда бы она не посмотрела, однако первоначальное потрясение стремительно сменялось вспышкой гнева, в ответ на услышанные слова. - Вы хоть отдаёте себе отчёт в том, что совершили? Она -этот зверь- жила на свете дольше вашего, и ни разу не позарилась ни на вашу скотину, ни на вашу ребятню! Но стоило ей лишь клюв высунуть из собственного Реалма - это все, на что ваше человеческое гостеприимство оказалось гораздо? Поспешно убивать без разбору всё, что хоть как-то отличается от вас самих, выдадись только возможность? - Рыцарю не положено было позволить неконтролируемым эмоциям захлестнуть разум, однако Анна больше не могла себя остановить. - Даже стая диких волков предупреждает своим воем, прежде чем разодрать кому-то глотку.

   Старшой бросил в ответ неодобряющий взгляд, но перечить рыцарю - такой дерзости он позволить себе не мог. Да и не мог понять ни он сам, ни полдюжины мужиков за его спиной, в чем была причина её негодования. Чудищу, что они убили спавшим, не составило бы и труда разорвать человека - одинокого путника или заплутавшего в лесу ребёнка - на куски, своими бритвенно-острыми когтями и заточенным крючковатым клювом. И оно наверняка оголодало в своих лесах, раз подобралось так близко к людским землям. Разобравшись с ним, они обезопасили свой народ и свои семьи от очередной напасти вездесущего зла, и похваляясь за чашею хмельной рассказами об этом подвиге люди в один голос благодарили бы своих спасителей. С какой стороны не посмотри, в этом не могло быть ничего плохого, однако юная дама-рыцарь, отчего-то не разделяла их мнения, вместо того убиваясь со слезами на глазах так сильно, точно они тронули её кровную родню.

   Анна же и впрямь видела в убитой грифонице если не часть собственной семьи, то доброго знакомого. Керн - грифон, нашедший в ней отражение своей души - для подрастающей Анночки был больше, чем просто другом. Та чистая и добродушная забота, которая их обоих поддерживала на плаву в самые мрачные дни и в самых тяжелых бедах, навсегда сделала его -грифона- самым близким и родным существом, что Анне когда-либо довелось встретить. Она не могла просто распрощаться с ним, оставить позади, со спокойной душой двинувшись по собственной жизни, как собственным силами никогда не смогла бы и отплатить ему за всё это. Но когда Керн повстречал голубоглазую грифоницу - кого-то, с кем ему никогда не пришлось бы расставаться; кого-то, с кем он мог бы разделить гнездо и никогда больше не покидать Грифоньих Реалмов - опьянённый любовью, он казался Анне самым счастливым существом на свете. И когда Орден прислал своего первого гонца, Анна решила, что ему будет лучше с грифоницей.

   Он когда-то рассказывал, как грифоны никогда не меняют своей пары, и не могут пережить потери, и не видя после этого своей жизни, а Анна, когда-то переписывая летописный манускрипт, наткнулась на историю о взбесившемся ездовом птицезвере, которого никто больше не мог остановить, кроме нанятого за горсть золотых монет охотника на чудовищ. "Керн не может стать таким! Кто угодно, только не он!" - думала она тогда, но сейчас неуверенность утягивала её под внезапно проломившийся лёд хуже латного доспеха. Она не могла сделать ничего, чтобы выкарабкаться из этой ловушки, ничего, что погасило бы терзающую боль на её сердце. И боль эта, казалось, точно разорвала бы её на части, если тренированное годами хладнокровие наконец не подало бы ей свою холодную костлявую руку помощи.

   Отрешенность пришла вместе с ним. Угасающий, едва приметный огонек доброты из последних сил пытался убедить перевозбужденный разум в том, что бессмысленным кровопролитием ничего уже не исправить, но с каждым уходящим ударом сердца он становился всё слабее и слабее, а его место занимало холодное и расчётливое, обещавшее одним лишь поступком уладить все её беды, утешающее самолюбие желание мести. Наивное желание показать всему миру что случится с каждым, кто против её воли осмелится поднять руку на существ столь её сердцу дорогих, чтобы никогда больше не тревожиться о неизбежной войне. Она знала кого винить в случившемся, она знала кто бесчеловечно расправился с грифоницей и обретал её доброго друга на вечность, полную одной лишь мучительной скорби, а видеть заклятого врага в человеке, таком же человеке как и она сама, - это то, чему Орден непрестанно обучал её все эти годы.

   Сжав руку в кулак, только бы удержать её подальше от эфеса, с твердостью в голосе Анна сухо подытожила:

   - Вернувшись в столицу я удостоверюсь, чтобы Магистрат всех и каждого из вас осудил за измену и подстрекательство войны с Грифоньими Реалмами.