Проснулся утром...

Наше появление на свет тоже разнообразием не отличается, если не считать, что некоторые, видимо, из нонконформизма, ногами вперед выбираются. Младенцы – черные, белые, желтые, красные – одина­ково жадно ловят мамкину сиську, орут, когда есть претензии, и настыр­но грызут все подряд, когда режутся зубы. А какие они все хорошень­кие! Даже рахитично пузатенькие негритосики вызывают умиление и желание посюсюкать с ними. И почти все одинаково ходят в детский сад, в школу, учатся считать, писать и уважать старших... И вот где-то тут начинается великое разделение.

Психологи скажут, что оно началось гораздо раньше – в младен­честве. Генетики скажут, что оно было всегда, на уровне молекул. Но мы ведь с вами не диссертацию пишем и не ответы даем, правда? Мы задаем вопросы. Почему характеры людей столь неповторимы?

Есть люди, с которыми легко и радостно, а есть такие, что молчали­вым присутствием душат и угнетают. Один все отдаст, даже просить не надо, другой прошлогодним снегом не поделится. Одному все интерес­но, он все хочет знать, другой тупо живет и ничто его не волнует. Один любит посплетничать, другой считает это ниже собственного достоин­ства. Один умрет с голоду, но не возьмет чужого, другой зарежет за бу­тылку водки. Для одного супружеская верность и дети – святое, а кому-то это все непонятно и странно. Один будет нести фантик от конфеты через весь город, пока урну не найдет, другой нагадит в лифте...

Разницы между людьми можно перечислять до бесконечности. Но почему возникают эти разницы? Просто – судьба? Почему кто-то по­нимает, что он не один в мире, что вокруг такие же люди, и, может быть, даже более достойные, а другой считает себя центром мироздания, тре­тий же вовсе ничего не считает, а живет амебой бесхитростной.

Да, конечно, вопросы риторические, безответные. Но я ведь просто человек и не могу обойтись без эмоций, без оценок.

Мне нравится, что есть брюнеты, блондины, рыжие, особенно жен­ского пола. Мне нравится, что есть оптимисты. Но и против пессимис­тов я тоже ничего не имею, порой они помогают более трезво смотреть на жизнь. Очень хорошо, что есть люди, помешанные на рыбалке, – с ними всегда интересно поговорить. Но так же интересно поговорить с верующими в Христа, в Будду или в Магомета. Если только они не пы­таются обратить тебя. А как здорово пойти в горы с тем, кто разбирает­ся. И попеть песен с тем, кто играет на гитаре. Или посмотреть хоро­ший фильм вместе с человеком, которому, как и тебе, нравятся Ирэн Жакоб и Брюс Уиллис. А работать с теми, кто любит это делать! А лю­бить того, кто и сам умеет любить...

И как грустно и тошно, когда воруют, насилуют, хамят, подличают...

Закон равновесия? Хорошо хоть не в прямой пропорции. Мне ка­жется, что на зебре жизни черных полос гораздо меньше, чем белых. Получается, я – оптимист? Чего и вам желаю.

Август, 2003

МИР СОШЕЛ С УМА...

Мир сошел с ума. Это первое, что приходит в голову, когда слуша­ешь свежие новости. Ровно два года назад террористы разрушили не­боскребы в Нью-Йорке и убили больше трех тысяч человек. Не затиха­ют взрывы в Израиле и Палестине, кровь, кровь, смерть. Заходятся в истериках антиглобалисты, дошло до того, что в мексиканском Канку­не один из активистов убил сам себя. Демонстративно. Чечня, Индия и Пакистан, Ирландия, Корсика... Давайте немного подумаем. Мне ка­жется, мир не сошел с ума. Он просто ума пока не набрался.

Все, что я перечислил, – явления одного ряда. Даже убийство ми­нистра иностранных дел Швеции, если оно связано с референдумом по евро, относится сюда же. Говорят, Анна Линд была активным сторон­ником перехода Швеции на единую валюту.

Так что же происходит? Как ни дико это звучит, человечество прогрессирует. И прогресс вступает в противоречие с одним из двух глав­ных инстинктов, которые руководят каждым из нас, – с инстинктом сохранения вида. Беда, что понятие «вид» в каждом из нас запрограм­мировано по-разному.

Несколько тысяч лет назад даже в просвещенной сегодня Европе человек мог выжить только в семье. Другого не было дано. В семье боль­шой, чумовой, по нашим понятиям, полигамной, а, следовательно, кро­весмешенной.

Потом появились семьи (роды, прайды, тейпы) стали объединять­ся в племена. Зачем – можно только гадать. Может, правы были Маркс с Энгельсом, и причиной тому развитие производительных сил. Мо­жет, люди смекнули, что племенем выжить легче, чем семьей. Может, просто девки в соседнем хуторе казались привлекательней... Не думаю, что объединение в племена шло мирно и радостно. Наверняка были драки, резня каменными ножами, насилие и сопротивление. Были свои буши и свои бен ладены. И чтобы племенной образ жизни устаканился, понадобилась не одна тысяча лет.