Проснулся утром...

Я уж не говорю о мастерах, что писали пейзажи, натюрморты и рос­кошные женские тела. Некоторые писали и ваяли еще и мужские, но это не по моей части. Эта природа меня не влечет, если только в виде от­дельно взятой головы Алаферна.

Чехов не выдумывал, и Толстые не выдумывали, не говоря уж про Бальзака с Теккереем. Они наблюдали жизнь, ощущали ее, а потом про­сто изображали. Да, да, вы мне сейчас Булгаковым в нос ткнете – где он мог наблюдать Пилата! Но ведь ни белый плащ с кровавым подбоем, ни шаркающая кавалерийская походка, ни мигрени, наконец, тоже не высосаны из пальца. Это фантазия художника. Талантливая фантазия наблюдателя жизни. Все той же жизни.

Я иногда думаю: вот живописцев в наших городах много. И очень хороших живописцев. А почему у нас нет ни одного скульптора? Вот чтобы не из глины игрушку и не из камня пепельницу, а из мрамора что-то на века, на худой конец – из бронзы. И не бюстик вождя или первооткрывателя, а что-нибудь опять же вечное и концептуальное... Женщину, например... С большой буквы. Природу, одним словом. Или снежинку, но чтобы красивую и большую, и на площади и чтобы на постаменте высечь: в честь тех, на кого этот снег сыпался, сыпался, да так и не засыпал их, и чьи тела каждое утро едут в старых разбитых автобусах...

Декабрь, 2004

ПРО «КИРОВСКИЙ РАБОЧИЙ» И ПРО МНОГОЕ ДРУГОЕ

Две тундры

– Здрасьте! Вам корреспонденты нужны?

– А что вы умеете?

– Пока ничего, но научусь быстро...

Это было мое знакомство с газетой «Кировский рабочий». Точ­ней, с ее редактором. Почти двадцать пять лет назад.

За час до этого я приехал в Апатиты. Город знал по карте, по заметке в энциклопедии и по отзыву случайного знакомого – на юге встретились. Я услышал, что он из Апатитов и спросил: у вас там тундра? Тот обиделся: сам ты тундра! И рассказал, как здесь краси­во. Ия поехал. Купил билет в конце февраля и поехал. А когда прибыл, пошел по улице искать работу.

Первая попытка устроиться в «Кировский рабочий» закончилась провалом. И я понимаю Сидорина, бывшего тогда редактором, – при­шло что-то с улицы нахальное, еще и букву «г» мягко, на хохляцкий манер, произносит... Тем более, что Вячеслав Сидорин всегда был че­ловеком очень осторожным.

Так что, сначала я работал во Дворце культуры.

Об осторожности

Спустя два года я уже молодой журналист, и редактор вставляет мне «пистон» за джинсы. Дескать, не все же время ты по стройкам мотаешься, но все время носишь джинсы. А вдруг тебя в горком партии вызовут?

– Ну, попал! – попытался я отшутиться. – В ресторан нельзя, по девушкам нельзя, в джинсах тоже нельзя...

Накануне шеф ворчал на нас по поводу частого посещения ресто­ранов, где мы на глазах читателей партийной прессы раз-два в неде­лю выпивали слегка водки.

Редактор долго молчал, и я уже решил, что хватил через край со своим матросским юмором. Однако он не обиделся, а, видимо, обдумы­вал ответ:

– Игорь Николаевич, – пробурчал он себе под нос, – все можно. Но тихо...

Быть предельно осторожным – обязанность редактора. Хотя бы потому, что он должен был вылавливать из наших опусов всякие бяки политического, семантического и грамматического характеров.