Он говорил, а сам посматривал на Элпфис. С нею и впрямь творилось неладное. Лицо превратилось в мертвенно-бледную маску, все тело сотрясалось дрожью, а глаза заволакивало пеленой боли и подступающего безумия, которое принимается ломать и корежить плоть, лишенную привычного, желанного наркотика. Но Элпфис пока не сдавалась. Едва ее глаза начинали закрываться, она ударяла затылком о высокую спинку кресла. Упрямо пыталась высвободить руки из коконов скотча, а заодно периодически виртуозно материлась. Видимо, таким образом она пыталась не потерять сознания или не забиться в приступе ломки.
«Интересно, давно она колется? — подумал Викентий. — Ведь можно вылечить, признаков делириозной стадии нет… Господи, какие у нее зрачки. Только что были во всю радужку, а теперь размером с булавочную головку! Как же ей худо…»
— Не смотрите вы на нее, господин Вересаев, — протянула Надежда. — Она уже проиграла. В моем спектакле ее роль окончена. Она жива только потому, что таков мой каприз. Великий человек может позволить себе капризы.
— А вы — великий человек? — усмехнулся Викентий.
— А разве нет? Или среди ваших знакомых есть кто-то еще, кому подвластно сознание всех, подчеркиваю, всех змей мира?
— Да вы просто змеиный Наполеон…
— И это еще не все. Мне ведь подвластно и человеческое сознание. Это ли не величие? Я способна управлять и реальной жизнью человека, и его снами. Могу изменять реальность и сны. Или перемешивать их, как напитки в коктейле. И человек уже перестанет отличать, где начинается его сон, а где — реальная жизнь… Круто?
— Не круто. ЛСД, эфедрин и опий издавна делали то же самое — раз. Есть гипнотизеры и психотерапевты, проводившие аналогичные эксперименты с психикой — два. И все, что вы мне наговорили, касается одной человеческой личности — три. Работать в масштабе
Надежда, слушая Викентия, теребила пышную кружевную манжету пеньюара. На словах «Ведь так?» манжета с треском оторвалась и полетела в лицо плохому психиатру.
— Не нервничайте, Надя, — просто сказал он. — Да, вы влезли в мою жизнь. Да, тут я признаю ваше искусство, влезли и в мою реальность, и в мои сны, перемешали все, взболтали и превратили существование личности Викентия Вересаева в ад. Но это не значит, что вы всевластны и всемогущи. Вы кокаинистка, и если не завяжете, сроку жизни у вас не больше семи лет. — Тут, что называется, «Остапа понесло»: Викентий ощутил себя доктором, припомнил все, что знал и читал о наркомании, и эти познания перли из него, как убежавшая каша из кастрюли. — Не обольщайтесь, Надежда. При потреблении ежедневной дозы кокаина в шесть-восемь граммов вы за несколько коротких лет превратитесь в опустившуюся, тупую и вечно больную бабу с тромбами в венах, опухолью мозга и трофическими язвами по всему телу. И никакие змеи вас не спасут. И Цель ваша будет все так же недостижима, хотя бы просто потому, что уже перестанет быть Целью…
— Заткнись, скотина! — Надежда в мгновение ока перестала быть томной и высокомерной. — Не читай мне лекций про здоровый образ жизни! Я тебе не студентка из медколледжа!
И тут же был извлечен откуда-то знакомый наган, и грянул-таки из него выстрел, и просвистела шальная пуля где-то в районе вересаевского виска. Но пуля, к счастью, оказалась дурой, даже идиоткой, поэтому и ушла в «молоко», то бишь в нагромождение каких-то подушек. Полетели разноцветные перья, придавая происходящему этакий карнавальный оттенок. Викентий даже усмехнулся. Слегка.
Вот только Элпфис не смеялась. Выстрел, казалось, помог забыть ей о собственной боли. Она с ненавистью уставилась на Надежду.
— Если ты убьешь его, я тут же мгновенно убью тебя. Я знаю
Слушая Элпфис, Надежда побледнела и отложила револьвер — неподалеку, рядом с кокаиновой шкатулочкой. Но все-таки отложила.
—
— Да. Твоя Цель, о которой ты так распинаешься, — Царь Непопираемой земли племени вибути. Но о том, что ты чуть не сгубила Алулу Оа Вамбонта, знают не только твои прихлебалы-убийцы. Племя знает. Жрецы племени знают. От них не укрылись твои беззаконные посещения племени, которые ты пыталась выдать жрецам за их же собственные сны. И не надейся, что кошонгри не пойдут по твоему следу!
— Уж не ты ли их вызовешь, дурочка, не имеющая даже собственного настоящего имени?
— Я? — Губы Элпфис покрылись белесоватыми корочками, но она сумела красиво и гордо улыбнуться. — Я-то, конечно, дурочка. Только ты, умница и без пяти минут магистр африканистики, весьма надоела некоторым духам, которых то пыталась вызвать, то, наоборот, прогнать и лишить силы. Царица Аганри не простила тебе жестокого обращения с ее питомцами. Ведь это ее божественная прерогатива — повелевать змеями и держать их в узде. А тут ты со своими амбициями, Гласом Призывающего… Ты призвала змей. А Царица Аганри призвала твоих будущих убийц, что спустятся с Черного Неба.
— Чушь.