Проснуться живым

И будто ничего не было: Надежда по-прежнему возлежала на софе, ковер, куда только что падали гады и прочая гнусь, был чист, а Озулия откровенно любовалась своим гарнитуром из циркониевых браслетов. Вот только бледна была Надежда чересчур, и руки у нее тряслись, что, как злорадно отметил Викентий, тоже не было признаком ее всемогущества. Проучила всемогущую Надежду африканская колдунья. Поставила на место.

— Так, хватит, — еще раз хлопнула в ладоши Озулия. — Мы тут собрались не для развлечений. И человек этот, — кивок в сторону Викентия, — нам для важного дела нужен.

— Знаю, — хмуро ответила Надежда.

И от ее хмурости и какой-то безжизненности в голосе пропало у Викентия все веселое настроение. Словно сон-кошмар решил продлиться независимо от его, Викентия, воли. Он посмотрел на Элпфис, словно ища поддержки: ведь самый страшный кошмар легче переносится, если ты в нем не один. Но Элпфис затихла, обморочно обмякнув в кресле, голову опустила, волосы закрыли лицо. Видно, ей совсем стало худо, особенно если учесть, какая связь скрепила ее с Надеждой. А мадам Абрикосову пять минут назад так выворачивало! Вот ее ипостась и потеряла сознание окончательно.

Однако Викентий не хотел в это верить и позвал тихо:

— Элпфис! Очнитесь!

Элпфис его не услышала. Зато Надежда, принявшая, на софе строгое сидячее положение (ноги сдвинуты, руки на коленях — пансион благородных девиц, не иначе!), произнесла холодно:

— Оставьте вы ее, господин Вересаев. Вряд ли она вас сможет услышать. Хоть когда-нибудь. Она уже распадается.

— Что?!

— В ней давно нет жизненных сил, я их использовала. Она накачивалась наркотиками, психостимуляторами, чтобы вести какое-то подобие жизни и бороться со мной, но… Сколько веревочке ни виться… — Надежда позволила себе легкую улыбку.

Озулия же подошла к похожей на сломанную куклу Элпфис, повела над ее головой ладонью:

— Она уже не помешает. Ни тебе. Ни мне.

И повернулась к Викентию.

— Что вам от меня опять нужно? — мгновенно напрягся тот. Хотя понимал, что выглядит идиотом, задавая этот вопрос уже в который раз.

— Знаешь, глупый человек, возомнивший себя знатоком колдовства, — начала Озулия, медленно вытягивая из-под ворота своего балахона нечто, напоминающее тонкий черно-зеленый шнур. — Мы могли бы рассказать тебе очередную сказку…

— Разыграть очередной спектакль, — вставила Надежда.

— …Но это наскучило даже мне. Хотя я люблю рассказывать сказки. Про большую любовь простой русской девушки к своему далекому африканскому другу. Про мудрую наставницу девушки, которая хочет помочь той воссоединиться с любимым. Про злых богов и жрецов, не дающих африканскому другу стать вечным спутником возлюбленной… Ты понимаешь, о чем я?

— Да. Это мне уже известно. В общесказочных чертах. Именно сказочных. Правда, наш гениальный классик утверждал, что сказка — ложь.

— «Да в ней намек!» — процитировала литературно подкованная темная колдунья. — Классик ваш не ошибался. И ведь было у него такое прозвище — Африканец…

— Я, право, не пушкиновед, — спокойно отпарировал Викентий, — но, насколько я помню, классика нашего в Лицее дразнили Французом. Французом, а не Африканцем. Тут вы, любезнейшая, просто грубо подтасовываете факты. Впрочем, знать литературу — не браслетами из циркония трясти…

— Ах ты, вошь недодавленная!.. — загремела пресловутыми браслетами Темная женщина и грозно замахнулась на Викентия.

— Озулия, о деле толкуй, — напомнила Надежда, все так же сидя в чеканной позе египетского сфинкса.

— Именно. Да. К делу. Мы выбрали тебя, просматривая объявления, и не ошиблись. Ты оказался самым бездарным и при этом самым внушаемым «магом» Москвы. Таким, какой нам нужен.

— За-а-ачем?! Впрочем, Элпфис кое-что рассказала мне. Про магический громоотвод, про подстраховку.

— Громоотвод? Да, но это не все. Видишь ли, я и Аукера (то есть Надежда) занимаемся особым колдовством.

— Это каким?

— Тебе не понять, самозванец. В этом колдовстве много дорог, ведущих в совершенно разные стороны и при этом приводящих к одной и той же цели. Понял ли ты?

— Смутно.

— И довольно с тебя. Довольно с тебя знать, что мы избрали дорогу, ведущую на самую высокую вершину — вершину власти и бессмертия. Мы устранили врагов, мы призвали слуг. А для того чтоб завершить начатое, нужен был ты, самозванец. Как жертва, которой бы мы на мгновение передали все наше умение — чтобы на тебя, носителя умения, обрушился огонь Черного Неба,

— Значит, все-таки громоотвод? А зачем вы мне столько времени устраивали эти маскарады с визитами, поездками в особняк, поисками несуществующего Луи…

— Мы изменяли твою реальность и твои сны, — подала голос Надежда. — Чтоб ты запутался и потерял волю. Ведь так и произошло? Между прочим, в племени людоедов ажуаха с жертвой на религиозной церемонии поступают примерно так же. Ей дурит голову все племя, рассказывая небылицы и объявляя явь выдумкой. При этом жертву подкармливают галлюциногенами, но мы решили этого не делать. Для чистоты эксперимента.

— А ваша сила и власть, которую вы мне собираетесь дать перед этим… огнем с Черного Неба?…