Проспекты советской Москвы. История реконструкции главных улиц города. 1935–1990

В конце концов под напором общественного мнения правление Центросоюза решило заказать окончательный проект Ле Корбюзье. Понятно, что сам архитектор, работавший во Франции, не мог руководить разработкой детальных чертежей и строительством здания в Москве, куда он приезжал лишь изредка. Не годился для этого и его соавтор – двоюродный брат П. Жаннере. Требовались советские специалисты, которые могли бы, досконально вникнув в замыслы именитого француза, воплотить их в жизнь. Поэтому к разработке окончательного проекта с советской стороны были привлечены инженер П. Нахман и архитектор Н. Колли. Роль полномочного представителя автора и руководителя архитектурного осуществления проекта досталась Николаю Джемсовичу Колли. Потомок обрусевших шотландцев (отсюда его экзотическое отчество, которое обычно заменялось более привычным Яковлевичем) был уже достаточно опытным зодчим. В декабре 1928 года его командировали в Париж, где в мастерской Ле Корбюзье отрабатывался окончательный вариант проекта, и вплоть до окончания строительства в 1936 году Колли пришлось изобретать способы претворения в жизнь грандиозных замыслов.

Удавалось это далеко не всегда. Так, например, оставив без внимания особенности холодного московского климата, Ле Корбюзье запроектировал невиданную до того отопительную систему. Между двумя стеклянными поверхностями, образующими стену главного корпуса, должен был продуваться хорошо нагретый воздух. Достоинства идеи были очевидны: не нужны громоздкие и безобразные отопительные батареи, летом система могла обеспечить кондиционирование. Недостатки не столь бросались в глаза, но были гораздо более серьезны. Во-первых, достижение герметичности стен, состоящих из тысяч стекол со сложным переплетом, было для того времени делом практически неосуществимым. А главное – зодчий не удосужился прикинуть, сколько тепла излучалось бы через стекло – единственную преграду между потоком теплого воздуха и крепким московским морозцем.

Так что отапливать здание решено было (к немалой обиде Ле Корбюзье) по традиционной схеме. Однако и это не привело к хорошему результату – огромные, но глухие, без форточек, окна не могли обеспечить наилучший микроклимат помещений. Все же и с банальным отоплением дом получился необычным, со множеством разных странностей.

Первой из них стала выходившая на улицу Кирова огромная стеклянная плоскость главного корпуса, окаймленного глухими поверхностями боковых крыльев. Отсюда здание выглядит спланированным по всем классическим канонам – строгая симметрия, четкие грани, прямые углы. Но иллюзия симметрии рушится почти сразу же, стоит лишь пройти вокруг здания. Главный фасад, выходящий на Новокировский проспект, подчеркнуто, даже вопиюще асимметричен. Именно с северной стороны наиболее отчетливо читается хитрый замысел зодчего, который задумал план здания в виде сильно растянутой по горизонтали буквы «Н». Но Ле Корбюзье не был бы самим собой, если бы ограничился этим достаточно традиционным планом. Нет, западную ножку буквы он вытянул, насколько позволяла форма участка, а восточную, наоборот, укоротил до предела. Вдобавок между ними подчеркнуто асимметрично вставил объем конференц-зала. Этот объем выступает главным элементом всего комплекса, его ударным акцентом. Приземистый, массивный, с небольшими окнами, он резко выделяется своей зрительной тяжестью, даже грубостью на фоне легкой, почти невесомой стеклянной стены главного корпуса – перекладины буквы «Н».

Здание Наркомлегпрома. Архитектор Ле Корбюзье при участии Н. Я. Колли. 1934 г.

Асимметрией дело не исчерпывается. Очередной фокус лукавого француза можно заметить при внимательном изучении плана здания. Ножки буквы «Н», в натуре кажущиеся поставленными строго перпендикулярно ее перекладине, на деле оказываются довольно сильно повернутыми под каким-то случайным (а может, и тщательно подобранным) углом навстречу друг другу! Возможно, такую конфигурацию плана продиктовало стремление наиболее полно использовать форму отведенного под застройку участка. Удачная находка – облицовка фасадов, для которой использовали армянский розово-фиолетовый туф. Шершавая и вместе с тем нежная поверхность натурального камня придает боковым стенам теплый, уютный вид и эффектно контрастирует с холодной прозрачной поверхностью огромной стеклянной стены главного корпуса.

В качестве вертикального транспорта помимо вызвавших столько шума пандусов использовались лифты непрерывного действия – так называемые патерностеры.