Простить нельзя расстаться

Распрощались довольные друг другом. Евгений сожалел лишь о том, что так и не удалось выяснить, кто усыновители «племянничка». Точно ли приёмные родители — Ткаченко, как он предполагал, или всё же у Серафимы в гостях побывали другие люди.

Дорогу до клиники не запомнил. Управлял машиной на автомате, голову оккупировали мысли о мальчике, живущем в неродной семье и не подозревающем об этом. Как его зовут? Дарья говорила. Кажется, Артёмка. Теперь понятно, почему Александра и Даниил приезжали в гости к Рубиновым одни, а к себе их приглашали без гувернантки. Опасались, что материнское сердце почувствует. Хотя как это могло быть, если Даша считала мальчика погибшим? Или всё-таки не считала? Что если она утаивает истинные причины происходящего? Могла и забыть, по словам медбрата из реабилитационного центра. Досада ворочалась в груди. Детектив старался вернуть себе способность рассуждать, не опускаясь до субъективных оценок, но чем дальше, тем меньше оставалось у него сомнений, что оставленный Дарьей ребёнок — его родная кровь. Абстрактные предположения, что лучше для мальчика: оставаться в неведении или обрести родных людей, превратились в робкий шум. Звенело лишь желание увидеть Артёма, обнять и не отпускать. Возможно, это было следствием многолетней уверенности, что своего сына не придётся растить. Но как же хотелось!

В холле клиники присесть было некуда, Евгений предпочёл отправиться туда в инвалидном кресле — придётся ждать. О том, что Захарову выписывают сегодня, он узнал накануне, но фраза «после шестнадцати часов» звучала расплывчато. Позицию занял рядом со стойкой регистратора так, чтобы просматривался коридор. Дежурная на этот раз выглядела приветливой, даже пыталась завести разговор. Коровихин не был расположен к беседе, хмуро кивал в ответ, размышляя о Даше и её живущем у чужих людей сыне: говорить или нет? Сейчас или позже? Из напряжённых дум его выдернула созвучная им фраза:

— Усыновили. Вот молодцы! Просто подвижники.

— Что? Кого? — вздрогнул Евгений.

— Вы не слушали? — повела плечиком медсестра. — Я о той девочке.

Он обернулся в сторону, куда показала регистраторша, и только теперь заметил мужчину, держащего на руках дочь лет восьми на вид. Ребёнок был субтильным, но отец — не богатырского сложения — утомился. Лоб его покрылся мелкими каплями пота, судорожно сцепленные руки подрагивали. Девочка обвила ножками папину талию, упёрлась подбородком ему в плечо и, обняв спину, обхватила своё запястье другой рукой. Глаза её были устремлены на Коровихина, и в них плескалось сочувствие — сопереживание человека, понимавшего твою беду до последней горькой капли. Евгений испытал острое чувство неловкости и поспешно поднялся с кресла:

— Посадите её, пожалуйста.

— Что вы! — сдавленно возразил мужчина. — Не нужно.

— Посадите сейчас же! — настаивал Коровихин. — Лучше будет, если уроните?

Отец девочки устроил ребёнка в кресле, поблагодарил и, оправдываясь, пояснил:

— Она ходит, но переболела и ослабла.

Ребёнок с заинтересованным выражением личика, рассматривал кнопки управления. Хозяин кресла показал ей простейшие команды и предложил покататься по холлу.

— Спасибо! — восторженно проговорила девочка и пустилась по кругу.

Отец побежал за ней, предостерегая:

— Осторожно, Диана! Не гоняй, собьёшь кого-нибудь.

Напрасно. Холл пустовал, если не считать регистраторши, защищённой стойкой, да инвалида, опирающегося на поручень рядом с ней.

— Такая семья хорошая, — подала голос медсестра, — возятся с младенчества. У неё сустав тазобедренный разрушен — одна ножка короче. Поставят потом новый, но должен остановиться рост, долго ещё ждать.

— А к вам как попала? — обернулся к девушке Евгений.

— Простудилась. В школьном дворе подружки бегали эстафету, она «болела». Им-то всем жарко было, а Дианка застыла. Да ещё не сразу родителям призналась, воспаление запустили. Отцу пришлось отпуск оформлять, таскает её везде. Они в соседнем квартале живут, но на такси не напасёшься, сами понимаете. — Медсестра осеклась и внимательно посмотрела на Коровихина. — Хотя вам-то как понять, вы при деньгах.

Ответить не успел, увидел спешившую по коридору Дарью. Машинально шагнул навстречу, пошатнулся, снова схватился за поручень. Волна обиды захлестнула и собралась в горле: побежать бы, подхватить Дашины вещи, поцеловать нежную щёку! Вместо этого он цепляется за опору и ждёт, когда девушка подкатит чемодан.

— Дианочка, — воскликнул незнакомец, — рули сюда! Нужно возвращать дяде коляску.

Дарья остановилась в двух шагах, удивлённо разглядывая девочку, та подъехала к стойке и потянула руки, чтобы папа вытащил её.

— Не нужно! — запротестовал Коровихин. — Пусть домой на ней поедет. Вернёте потом, когда Диана поднимется. Вот, — он достал из кармана визитку, — позвоните мне.

— А вы как же? — растерялся Дианин отец.

— Справлюсь. — Евгений обернулся к Дарье и пожал плечами: — Палки свои не захватил, придётся на тебя опираться.

Та радостно кивнула, а незнакомый мужчина, пресекая возражения, забрал у неё вещи: