— Мне было легче, — говорит Эйв, опустив подбородок на тыльную сторону ладоней, лежащих поверх подголовника. — У меня был Ноэль. Мы злились вдвоем, устраивали истерики. Но двое — это не один. Жаль это говорить, Энтони, но ты должен пройти через это в одиночку.
Я с трудом сглатываю. Искренность. Да, искренность — путь к нашему сближению.
— Но я думал… так глупо, но я думал, что слишком взрослый, чтобы так злиться. То есть, я ведь должен уже все понимать, так? Но мне обидно. Черт, Эйв, мне так паршиво.
Она протягивает руку и очень сильно сжимает мою ладонь.
— Даже если бы твои родители решили развесить, когда бы тебе исполнилось сорок, тебе точно так же было бы обидно. И тебя бы точно так же переполнял гнев. Энтони, это нормально.
Вот зачем она мне нужна была здесь. Она и сейчас нужна.
— Спасибо, — тихо произношу я.
Кивнув, Эйв отпускает мою руку.
— Какая-то эпидемия.
— Что ты имеешь в виду? — Я сжимаю и разжимаю пальцы, все еще чувствуя тепло ее руки.
Вздохнув, Эйв отвечает:
— Папа и Хелен вроде как тоже собирались расходиться.
У меня лезут глаза на лоб. Да что такое? Точно эпидемия.
Пока Эйвери рассказывает, я смотрю на ее губы, на горло…Нет, конечно, я слушаю все, что она говорит, потому что мне не все равно. Мне крайне важно то, что происходит в этой семье. Она не договаривает, оставляя детали, о которых она точно в курсе, завуалированными. Я и не собираюсь докапываться так глубоко. Да, они мне очень близки, но семья есть семья. Не всё нужно выносить на обозрение даже друзьям.
— Ночью мы долго говорили с Хелен, — продолжает Эйв. — Думаю, мы наконец-то нашли общий язык. Раньше я не понимала, как она важна для меня. Я не хочу, чтобы Ной тоже проходил через то, что прошли мы с Ноэлем. Да самой мне дважды в это втянутой быть не хочется.
— Вы с Хелен помирились? — интересуюсь я.
Эйв не скрывает улыбку.
— Да.
Помню, как она ее ненавидела. Как говорила гадости, но тогда я ее понимал. Ставил себя на место Эйв или Ноэля и все понимал. Год спустя мы считаем тех нас прежних уродами. Неподходящее слово для этапа взросления, но все же.
— Как ты думаешь, ваш разговор помог ей?
Эйвери отвечает не сразу. Она раздумывает, глядя на свои согнутые колени.
— Надеюсь. Сегодня утром она как обычно готовила завтрак, что-то говорила. Все было как обычно. Придя со школы, я боялась, что ее вещей не будет. Но всё на месте.
Хотелось бы, чтобы и у моих родителей все разрешилось.
— Может, тебе и с моим предками поговорить? — шутливо предлагаю я. — Вижу у тебя неплохо получается спасать браки.
Она смеется.
— Посмотрю свободное время в своем ежедневнике.
На целую минуту, а может и больше, мы погружаемся в тишину. Это комфортная тишина. Не неловкая. Мне нужно многое обдумать, и Эйвери это понимает. Она рассеяно водит пальцем по обивке дивана, в то время как я слежу за этим.
Но больше мне молчать не нравится. Я разрываю этот молчаливый пузырь и указываю на книгу, лежащую между нами.
— Что-то совсем не хочется заниматься.
К счастью, Эйв охотно кивает.
— Хочешь, расскажу кое-что? — предлагает она. — Это тебя точно отвлечет.
— Мне жизненно необходимо то, что отвлечет, — с энтузиазмом отвечаю я и, не меняя позы, устраиваюсь удобнее.
Эйвери продолжает водить пальцем по дивану.
— Помнишь, как ты впервые пришел в «Маки» после своей первой тренировки с ребятами?
Я киваю.
— Конечно, помню.
Такие дни въедаются в память. Мое первое знакомство с бо́льшей частью команды, а также первая дегустация блинчиков «Маки».
— Ингрид, — продолжает Эйв, и я вспыхиваю. Не хочется о ней говорить. — В общем, она тогда сказала кое-что. Про то, что случилось в театре, из-за чего я больше не играла в школьных спектаклях.
Перебирая в памяти тот момент, я отчетливо все вспоминаю. Я и тогда об этом думал, но так не решился напрямую спросить Эйв.
— Это что-то серьезное?
Эйв, улыбаясь, качает головой.
— Это было в девятом классе. Мы ставили «Кэрри». А у меня и до этого были какие-то проблемы на сцене. Потели ладони, учащалось дыхание и все такое. Но в этот раз все как-то вышло из-под контроля, и меня вырвало прямо на сцене.
От удивления у меня расширяются глаза. Ну, в принципе, это не страшно, она ведь не могла контролировать свой желудок. Но в старшей школе каждый день, как испытание. Звучит уныло и банально, но это так. Такие события не проходят бесследно.
— Черт.
— Ага, — поддакивает Эйв. — Было паршиво. Музыка резко заглохла, а я еще несколько секунд стояла и смотрела на… фу, ты понимаешь. Затем раздались смешки, наверняка, кто-то снимал на телефон. Но когда я пришла на следующий день в школу, никто даже не вспомнил об этом. Никто не косился, не смеялся за спиной. Все было по-прежнему. Но я перестала играть в спектаклях, и стала правой рукой мистера Донела.
Раздумывая, я тру подбородок. На нем уже появилась щетина.
— Магия Ноэля?
Эйв кивает.
— Именно. Не знаю, как ему удалось.
— Ну, я не удивлен. Твоему брату много чего удается.
— Верно, — грустно усмехается Эйвери. В ее карих глазах скользит что-то еще, чего я не могу угадать. — Знаешь, что самое паршивое в этой дурацкой истории?
Я снова тру подбородок.