Картина может быть отнесена к академизму – у воспитателя Александра II гладенькое, благостное личико. Посмотрите, как аккуратно лохматит его прическу ураганный ветер. Однако тематика полотна – романтическая.
Во время революции 1830 года на тесных тогда улицах Парижа шли настоящие войны, которые художник видел из окна. Баррикады строили из мебели и всего, что попадалось под руку. В данном случае на картине видны еще камни мостовой. Эту картину при желании можно было бы назвать сюрреализмом, ведь аллегорическая фигура Свободы держит настоящее оружие. Делакруа изобразил ее похожей на живую женщину и одновременно наделил античным профилем.
На переднем плане труп человека в ночной рубашке. Тогда к оппозиционным деятелям часто врывались ночью и убивали их прямо в спальне. Напротив него лежит труп королевского солдата.
Себя Делакруа изобразил в цилиндре, в качестве представителя класса буржуазии, слева от Свободы. Еще левее – ремесленник, соединившийся с художником в едином порыве. Справа от Свободы мальчик, вдохновивший Виктора Гюго. А еще правее собор Нотр Дам де Пари.
Эти кровавые моменты далеки от нас. И все интереснее, почему автор обнажил Свободе перси[43]
? Хотел облегчить тяжесть сюжета, добавив красоты? Не смог удержаться? Свобода, за которую борются, должна быть полной?Делакруа. Свобода на баррикадах (1830)
– грязь, непогода, социальная несправедливость;
– В России: стилистически – то, что было во Франции десять лет назад.
Как и Караваджо, Курбе изображал грязные простыни и чумазые пятки своих натуралистично переданных персонажей. Только вместо чувственных подростков среди героев его картин преобладают грузные женщины. Странно, что сторонники бодипозитива еще не поместили его гордый профиль на свои знамена.
Наглый, скандальный, самовлюбленный. Независимый. Когда его работы не приняли на Салон, Курбе снял отдельный павильон, назвав его «Реализм» (мол, этих ваших выдуманных психей здесь не ждите). Конечно, пройти этот начальный период художнику было бы трудно – сначала без поддержки отца – зажиточного фермера, а затем Альфреда Бруяса, который покупал его картины. Через несколько лет адской славы, карикатур, оскорблений и высмеиваний «ассирийской бороды» у Курбе появились последователи и ученики.
Взлет карьеры отменило изменение политического климата. Возвысившись при коммуне, после ее крушения Курбе попал в тюрьму за разрушение Вандомской колонны, а после умер в Швейцарии, не в силах выплатить колоссальный штраф, чтобы вернуться на родину.
Что ж, это была славная охота.
«Похороны» – очень большая картина, на которой зажиточная буржуазия Орнана с удовольствием узнала себя. Парижские зрители тоже узнали себя, но уже без удовольствия. Кто здесь изображен? Благородные красивые люди, печалящиеся об усопшем? Нет. Скучающие, обыкновенные. Такие, как в жизни.
И если поздний Рембрандт смотрел на бедных стариков любящими жизнь глазами, умудряясь видеть красивое в некрасивом, то Курбе был трезв, без сантиментов. Он изображал дряблых – дряблыми, обрюзгших – обрюзгшими.
Курбе. Похороны в Орнане (1849–1850)
Представляете огромную – три на шесть метров – картину, на которой ваши соседи изображены без фотошопа, прикрас, борьбы за светлый идеал или нежной грусти в глазах? Французам было неприятно на это смотреть. И сейчас, когда подобное делают современные художники, их точно так же за это не любят.
Художник (справа) встречает своего мецената (в центре) и его слугу (слева). Просто посмотрите, как его приветствуют. Курбе мог страдать всем, кроме заниженной самооценки.
При реалистичном взгляде на окружающих у него был идеально романтический взгляд на себя.
Курбе. Встреча, или «Здравствуйте, господин Курбе» (1854)
Юноша из кочевой иконописной артели, работавшей в бедных районах, накопил денег и поехал в столицу. В Петербурге местную звезду ждало разочарование – для своих девятнадцати он умел слишком мало из того, что требовалось. Тушевка, правильные штрихи – откуда ему было всё это знать? Там, где юный Репин считался талантливым, «изобразить похоже» или «сделать красиво» считалось верхом мастерства. Но отступать было некуда.
После занятий в столичной рисовальной школе Репина согласились взять вольнослушателем – нашелся меценат, заплативший за его обучение. Кстати, это был руководитель почтового департамента («Почты России» того времени) Фёдор Прянишников.