Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места

Еще одной иллюстрацией того, как эмоции и аффекты создают и изменяют пространства и места, являются два исследования революции в Египте и того, как она разворачивалась в столице страны Каире. Предметом этнографического интереса в исследованиях Фархи Ганнам (Ghannam 2012) и Джессики Уайнгар (Winegar 2012) стало порождение локальных смыслов, эмоциональных пространств и политической агентности при помощи освещения в СМИ протестов, начавшихся 25 января 2011 года, и личных коммуникаций их участников. Используя два разных методологических подхода, Ганнам и Уайнгар дали выразительные описания того, как восстание на площади Тахрир в центре города переживалось жителями других районов Каира (ил. 7.4).

Несмотря на разные вопросы, которые ставятся в этих исследованиях, в них дается представление о способах формирования чувственного восприятия конфликта при помощи аффекта и пространства, а также гендерных и классовых факторов. Ганнам сосредоточилась на том, как ее давние друзья и информанты реагируют на протесты в центре города, поэтому она постоянно общалась с ними по телефону и скайпу. Уайнгар прибыла в Каир 28 января 2011 года, всего через несколько дней после начала протестов, и остановилась у подруги, где вместе с сыном смотрела телевизор и слушала новости, чтобы узнать, как переживают революцию женщины, работающие дома. Сделанный в ее исследовании акцент на домашней обстановке, а не на историческом общественном пространстве в центре города выступает еще одним примером того, как аффективный климат страха и антипатии в масштабе всей страны и аффективная атмосфера куража и заботы на Тахрире воздействовали на тех, кто оставался дома. Эти ощущения были опосредованы воображаемым пространством Тахрира и замкнутыми пространствами дома и квартала.

Ил. 7.4. Карта Каира с указанием площади Тахрир (Эрин Лилли)

Ганнам предполагает, что структуры чувства (Williams 1977), связанные с борьбой и событиями национального масштаба, формировали культурные смыслы и меняющиеся ощущения ее собеседников в бедном районе на севере Каира Аз-Завия аль-Хамра, где она работала в течение многих лет. Как выяснила Ганнам, представления о применении насилия и регулирование данной сферы в этом районе играли ключевую роль в том, как «мужчины и женщины интерпретировали нападения балтагийя (головорезов) на протестующих на Тахрире» (Ghannam 2012: 32).

В начале протестов бедные обитатели района Аз-Завия аль-Хамра не ощущали себя в безопасности и беспокоились о средствах к существованию: у них не было сбережений, а протесты мешали им работать. Но их настроения резко изменились после жестоких нападений на демонстрантов, состоявшихся 2 февраля 2011 года. Когда на мирную молодежь напали люди с дубинками и пистолетами, местные жители стали присоединяться к протестующим, исходя из собственного опыта насилия в районе. Они посчитали нападавших «головорезами», нанятыми правительственными чиновниками для устрашения протестующих. Это неуместное применение чрезмерной силы совпало с их неприязнью и отвращением к балтагии – данным понятием местные также обозначали использование насилия для того, чтобы навязать свою волю другому ради личной выгоды. Таким образом, этические установки, регулирующие надлежащее и ненадлежащее применение насилия, а также нарастание страхов и беспокойства, связанных с защитой своего района от болтавшихся по улицам представителям балтагии и ассоциирующегося с ними криминала, также формировали эмоциональное отождествление с протестующими и их затруднительным положением. Ганнам демонстрирует, как

«мысли и чувства, сформированные и формирующиеся смыслы, прошлый и настоящий опыт, а также конфликты местного и национального масштаба сыграли ключевую роль во включении большинства египтян в единый политический и моральный проект» (Ghannam 2012: 35).

В фокусе исследования Уайнгар оказалось переживание революции женщинами в домашнем пространстве, а не ставшая легендарной маскулинная революционная образность Тахрира. Уайнгар наблюдает за восстанием из кухни своей соседки Моны, где она готовит голубцы и присматривает за своим четырехлетним сыном вместе с Моной и Амаль, ее домработницей. С появлением в СМИ сообщений об эскалации насилия Амаль забеспокоилась об экономическом благополучии своей семьи, а Уайнгар и Мона переживали, что Мубарак может остаться у власти.