Чем дальше развивался конфликт, тем сильнее Уайнгар, Мона и другие люди, не находившиеся на Тахрире, «подсаживались на трансляции телеканалов al-Jazeera и al-Arabiyya» (Winegar 2012: 63). Приятельница Уайнгар жаловалась, что сыта по горло (
Молодые женщины сообщали Уайнгар, что их «физически тошнит от телевизора», а тревога пробуждает желание скорейшего разрешения конфликта, тогда как женщины, остававшиеся дома с детьми, размышляли об опасности революции для сохранения семейной жизни. Как отмечает Уайнгар, в основном для участия в схватках и волнениях на Тахрире могли отправляться молодые безработные мужчины либо богатые и одинокие женщины, не имевшие семейных обязательств. Нахождение же дома вызывало совсем иные страхи и эмоции. Домашняя аффективная атмосфера стала атмосферой разочарования и тревоги из‐за изоляции и постоянного воздействия СМИ, а не насилия, героизма и заботы, которые переживались протестующими. Однако, по мнению Уайнгар, аффекты и пространство дома и соседей рассказывают о революции и социальных трансформациях не меньше, чем события и акции на Тахрире, о которых сообщали СМИ.
Важный момент: в исследованиях Уайнгар и Ганнам отмечено, что аффективный климат правления Мубарака вызывал страх перед полицией и армией, сопровождаемый беспокойством по поводу деградации городской среды, снижения возможностей зарабатывать на жизнь и отсутствия современной сферы услуг. Эти опасения и способствовали массовой поддержке отстранения Мубарака от власти. В то же время Уайнгар и Ганнам демонстрируют, что те каирцы, которые не были на Тахрире и не участвовали в продолжавшихся схватках и празднованиях, переживали аффективную атмосферу площади иначе. Эйфория от пребывания на площади не обязательно разделялась людьми (в особенности женщинами) у себя дома – они, наоборот, испытывали чувство небезопасности, беспокоясь о средствах к существованию, либо ощущали себя в ловушке и в изоляции, а также были расстроены, что не могут выйти на улицу, а тем более поучаствовать в исторических событиях, происходящих в центре города. В целом Уайнгар и Ганнам представили убедительные этнографические примеры того, как можно изучать взаимосвязь пространства и аффекта в совершенно ином культурном контексте, нежели закрытые жилые комплексы в США.
Выводы
В этой главе был рассмотрен значительный вклад исследований эмоций и аффектов в этнографию пространства и места. Отдельные рассуждения об эмоциях и эмоциональных институтах пересекаются с идеями, представленными в главе 4, где речь шла о социальном конструировании пространства. Этнографы, занимающиеся эмоциями, нередко опираются на теории и методологии социального конструирования для понимания того, как эмоции работают в различных культурных и социальных контекстах. Подобно исследованиям языка, дискурса и пространства, представленным в главе 6, теории эмоций и эмоциональных институтов во многом исходят из социально-конструктивной предпосылки о том, что социолингвистическая фиксация, усвоение и понимание эмоций имеют место в конкретных культурных контекстах и при определенных социальных, исторических и политических условиях.
С другой стороны, теории аффекта в большей степени опираются на представления о воплощенности и находящейся за рамками осознания системе ощущений, связанной с докогнитивными и рудиментарными силами (intensities). Этнографические подходы к аффекту и пространству, а также к аффективной атмосфере и аффективному климату напоминают феноменологический анализ и анализ движений, представленные в главе 5. В этом смысле идеи, о которых идет речь в главах 5 и 7, перекликаются друг с другом и воспроизводят схожие основополагающие принципы.