Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места

Теоретические основы подобного подхода заложил Эрик Вольф в своей новаторской работе «Европа и люди без истории» (Wolf 1982), где показано, как перемещения капитала и труда трансформировали глобальные отношения начиная еще с 1400‐х годов, – тем самым развеивается миф, что глобализация представляет собой недавнее явление. В исследовании Фрэн Ротштейн, посвященном сельскому региону Сан-Косме в Мексике, утверждается, что «значимые связи между различными общинами существовали на протяжении тысячелетий, но структурную основу для понимания современного мира обеспечивают связи, возникшие с подъемом и распространением капитализма в конце XVIII века» (Rothstein 2007: 4). Модель, описывающая, каким образом глобальные связи выражаются в культурных категориях, была разработана еще более полувека назад Джорджем Фостером (Foster 1960), который определял культуру завоевания как многослойный и противоречивый набор верований, властных отношений и практик. Однако в недавних исследованиях ставится вопрос о том, чем сегодняшний этап глобализации, начавшийся после 1970 года, отличается от прежних потоков капитала и труда, связанных с рабством, маршрутами торговли товарами, колонизацией, восхождением и падением империй. Ответ отчасти кроется в скорости и масштабах этих потоков, а также в размахе структурной перестройки экономики и проникновения капитализма, охватившего даже отдаленные общества и уголки мира.

В постколониальный период для глобализации было характерно стремление к взаимосвязям новых товаров (products) в мировом масштабе и исполнению вселенских мечтаний, но чаще глобализация приводила к сбоям и нарушениям. Представлялось, что потоки товаров, идей и людей должны перемещаться без помех, но вместо этого в системе возникли трения – «неуклюжие, неравномерные, нестабильные и неординарные особенности взаимосвязей поверх различий» (Tsing 2005: 4). Эти трения между обитателями конкретных мест и потоками капитала заодно реструктурируют пространство при помощи неравномерного глобального развития городов и локализованной борьбы за сохранение доступа к местным землям и ресурсам.

Многие этнографы, например Анна Цзин (Tsing 2005)114, оспаривают мнение о том, что глобализация представляет собой всеобъемлющий процесс, и вместо этого изучают сочленения глобального и локального в конкретных местах, в разных локациях и регионах (Ong 1999, Mazzarella 2006, Smart and Lin 2007, Leggett 2003)115. Эти исследования «глокализации» дают более тонкое и сложное понимание возникающих разновидностей глобального пространства (Pries 2005).

Еще одним важным пространственным аспектом является влияние детерриториализации отдельных пространств и мест, которая происходит как побочный продукт глобализации и пространственной реструктуризации (Sassen 1999, 2006; Susser 1996). Мануэль Кастельс (Castells 1996 / Кастельс 1999) зафиксировал эту трансформацию в анализе информационного города, в котором «пространство потоков» вытесняет локальное значение отдельных мест. Ульф Ханнерц (Hannerz 1989) также представляет образ общества, основанного на культурных потоках, которые организуются отдельными странами, рынками и перемещениями, и критикует исследования глобализации за слишком значительные упрощения, не позволяющие уловить сложность и текучесть зарождающегося мультикультурализма. Эти критические исследователи понимают глобальное пространство как поток товаров, людей и услуг, а также капитала, технологий и идей через национальные границы и географические макрорегионы, в результате чего глобальное пространство (в отличие от картины, представленной в упоминавшихся выше работах) становится все более обособленным от локальных мест.

Однако, даже несмотря на то что капитал стал более мобильным и, как следствие, вероятно, лишенным привязки к месту, в других локациях в результате процессов неравномерного развития он приобрел более существенную территориальность. Одних бедняков – тех, кто не имеет доступа к капиталу, – глобальные потоки обходят стороной, загоняя их в ловушку переживающих дезинтеграцию сообществ, тогда как других опутывают своими сетями. Потоки и мобильность глобализации сильно стратифицированы, что приводит к появлению своего рода «мира, огороженного забором», который можно лицезреть на пограничных переходах, где ограничивается въезд иммигрантов и беженцев в отдельные страны (Cunningham 2004).