Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места

Кроме того, глобальные потоки товаров и людей создают новые места и пространственные сети, одновременно приводя к их детерриториализации. Тед Бестор (Bestor 2004) исследует изменения конфигурации рассеянных в пространстве и времени взаимоотношений в очевидно искаженном мире глобальной циркуляции коммерции и культуры на примере международной торговли морепродуктами. Взяв в качестве примера такой продукт, как тунец для суши, Бестор прослеживает товарные цепочки, торговые хабы и рынки, формирующие это глобальное пространство. Рынок и место, утверждает Бестор, часто разъединяются в результате глобализации экономической деятельности, но в момент, когда происходит их воссоединение, возникают прерывистые пространственные иерархии. Новые формы глобального пространства создаются различными аспектами товарной цепочки тунца, социальными отношениями между рыбаками, торговцами и покупателями, а также экономическими отношениями между рынками, сбытовыми площадками и схемами дистрибуции.

Иное ви́дение глобального пространства дают структурная перестройка университетов и развитие университетских кампусов на новых глобальных площадках, где идет производство «граждан мира» («world citizens») (Looser 2012). Первичными пространствами глобализации во многом выступают города – в особенности когда государства испытывают экономические сложности и вынуждены перекладывать свои финансовые обязательства на городские пространства. Глобальные города все чаще используют рынки капитала и конкурируют с другими территориальными образованиями за размещение облигаций, обеспечивающих средства для покрытия этих расходов (Looser 2012). «Неудивительно, – утверждает Том Лузер, – что в этих условиях привлекательной альтернативой могут становиться особые экономические зоны (ОЭЗ)» (Looser 2012: 100), выступающие территориальным прототипом глобального университета с англоязычными центрами производства знаний, где преподаются «мировая литература» и «мировая история», а не предметы, связанные с регионами или местами расположения образовательных учреждений.

К образцам таких новых глобальных пространств относятся Сонгдо-сити, интегрированная городская сеть в непосредственной близости от Сеула, создание которой запланировала корпорация LG при финансировании Университета Ёнсе, и кампус Нью-Йоркского университета в Абу-Даби на острове Саадият, задуманный в качестве культурного и образовательного центра, финансируемого Объединенными Арабскими Эмиратами (Looser 2012). Эти университеты соответствуют образу глобализации, растворяющей государственные границы и производящей «не-места»116, но в то же время они остаются локализованными в пространстве территориями с определенными границами. Иными словами, капитал, похоже, производит пересборку новой разновидности глобального пространства, которая обладает «реальной географией, собственным ощущением территории и по меньшей мере отдельными признаками суверенитета» (Looser 2012: 108). ОЭЗ позволяют корпорациям устанавливать собственные правила и нормы регулирования в пределах территориально очерченных городских зон.

Появление новых географий и новых форм глобального пространства не прекращается: возникают такие места, как островные офшоры с нулевым налогообложением, «разгороженный мир» («gated globe»), или пространства потоков с текучим капиталом. Авторы нескольких этнографических исследований предложили собственные формулировки относительно того, какие именно глобальные пространства будут появляться, будут ли они полностью отсоединены от локальных пространств (Looser 2012), создадут ли они новые цепи циркуляции и новые отношения (Bestor 2004) либо сохранят непоследовательные и дестабилизирующие отношения с локальными (Cunningham 2004, Tsing 2005). Однако пока этнография глобальных пространств недостаточно развита – вместо этого большинство этнографических исследований пространства и места сосредоточено на производстве транснационального пространства, прежде всего посредством человеческой мобильности и культуры.

Транснациональные пространства