Читаем Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места полностью

В одном из наиболее всеобъемлющих определений транснационального пространства, включающем материальное, мобильное, символическое, воображаемое и пространственное измерения, оно характеризуется как «сложное, многомерное и обладающее разнообразным населением [курсив в оригинале. – С. Л.] (multiply inhabited)» (Jackson, Crang and Dwyer 2001: 3). В такой формулировке транслокальность предстает в качестве одновременного обитания в нескольких пространствах. Особенно перспективными для дальнейшего осмысления транслокального пространства представляются работы Майкла Кирни, описавшего случай «Оахакалифорнии» как конденсированной идентичности (Kearney 1995), и Роджера Рауза о контурах циркуляции мигрантов (Rouse 1991), подходы к социальному полю Пегги Левитт и Нины Глик Шиллер (Levitt’s and Glick Schiller 2004), а также описание транснационального создания мест у Джины Перес.

Транслокальные пространства

Кроме того, глобализация радикально меняет социальные отношения и живущие своей жизнью места при помощи электронных СМИ и мобильности, ведущих к разрушению изоморфизма пространства и культуры. Этот процесс культурной глобализации создает новые формы публичной культуры и еще больше ослабляет идею территориальности на базе государства, усиливая транслокальные отношения – отношения между отдельными местами. Предложенный в исследовании Арджуна Аппадураи (Appadurai 1996) каркас для осмысления локальных разрывов глобальных культурных потоков с помощью таких понятий, как «этноландшафты», «медиаландшафты», «техноландшафты», «финансовые ландшафты» и «идеологические ландшафты», был одной из первых попыток охарактеризовать нерегулярность этих структур. Обращаясь к понятию этноландшафта как «ландшафта людей, обитающих в меняющемся мире, в котором мы живем, – туристов, иммигрантов, беженцев, изгнанников, трудовых мигрантов (guest workers) и других перемещающихся групп и лиц» (Appadurai 1996: 33), – Аппадураи делает акцент на том, как глобализация влияет на лояльности отдельных групп в диаспорах, на манипуляции с валютами и другими видами материального капитала, а также на стратегии, меняющие основу культурного воспроизводства. Культурная глобализация и публичная культура пересекают традиционные политические и социальные границы, а культурное воспроизводство происходит за пределами национального государства и стабильных культурных ландшафтов.

В то же время Аппадураи дает новое – реляционное и контекстуальное, а не пространственное или скалярное – определение понятия «локальность», которая рассматривается в его исследовании феноменологически как социальная и технологическая интерактивность. При этом Аппадураи закрепляет понятие «соседство» (neighborhood) за имеющими определенную локацию в виртуальном или материальном пространстве сообществами, выступающими в качестве мест социального воспроизводства (Appadurai 1996: 179). «Множество перемещенных, детерриториализованных и нестабильных групп, формирующих сегодняшние этноландшафты, вовлечены в конструирование локальности как структуры ощущений. Зачастую это происходит под угрозой эрозии, рассеивания и разрушения „соседств“ как целостных социальных формаций» (Appadurai 1996: 199). Локальность у Аппадураи имеет феноменологический характер, она отделяется от «соседств» и имеющих некую позицию на карте пространств – такой подход привносит в транслокальность и ее производство виртуальные и аффективные измерения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Другая история войн. От палок до бомбард
Другая история войн. От палок до бомбард

Развитие любой общественной сферы, в том числе военной, подчиняется определенным эволюционным законам. Однако серьезный анализ состава, тактики и стратегии войск показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две эпохи с тысячелетним провалом только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!В книге, написанной в занимательной форме, с большим количеством литературных и живописных иллюстраций, показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.Для широкого круга образованных читателей.

Александр М. Жабинский , Александр Михайлович Жабинский , Дмитрий Витальевич Калюжный , Дмитрий В. Калюжный

Культурология / История / Образование и наука