Читаем Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места полностью

В то же время многие перемещенные лица119 переживают этот опыт с чувством принадлежности к прежнему месту своего проживания при одновременном – физическом – нахождении в другом месте (Brun 2001). Данный парадокс дает еще одну возможность для осмысления транслокальных процессов с бóльшим пространственным акцентом. Кэтрин Бран рассматривает пространство как «место, переживаемое на практике», которое состоит из особых маршрутов, формирующих «пространственную сетку» памяти и воображения. В работе Бран дается и другое определение пространства как «одновременного сосуществования социальных взаимосвязей на всех пространственных уровнях – от сугубо локального до самого глобального» (Brun 2001: 19), а место выступает артикуляцией этих отношений. Такой подход позволяет зафиксировать одновременность, возникающую вместе с транслокальностью, но самое главное заключается в том, что сформулированные Бран определения места и пространства подкрепляют ее утверждение о том, что беженцы не находятся «вне места», поскольку их «место» располагается в самой точке их пребывания. Место, где обитают беженцы, включает не только их физическое местонахождение, но и их родину, а стало быть, они вовсе не являются «перемещенными лицами». Этот тезис дает возможность для перехода к новому типу миграционной политики, дающей беженцам больше агентности и рассматривающей их как людей, в определенной степени контролирующих собственную жизнь. В основе моего осмысления феномена транслокального пространства лежит именно эта одновременность опыта пространства и места, возникающая из пространственной сетки социальных отношений.

Еще одной концепцией транслокальности выступает «транснациональный урбанизм» – Майкл Смит (M. Smith 2005) использует это понятие для описания возможностей транслокальных связей, разделенных некой дистанцией, но при этом зафиксированных в физическом пространстве. В качестве ключевых точек транслокальности Смит рассматривает транснациональные города, отдавая приоритет рассмотрению пространственного положения мобильных субъектов, а не пространству потоков120. Формирование транслокального пространства в его исследовании прослеживается на примере связи между городами Напа в Калифорнии и Эль-Тимбиналь в мексиканском штате Гуанахуато. Рассматривая сеть мигрантов из Эль-Тимбиналя, Смит упоминает, как ее представители внесли почти 50 тысяч долларов на реконструкцию церкви и главной площади родного города, в ходе которой там появились скамейки с именами жертвователей. В результате транслокальность предстает набором отношений и привязанностей, которые порождают общее ощущение смыслов и интересов, связывающих как самих акторов, так и транслокальное социальное поле посредством искусственной среды.

В рассмотренных выше исследованиях можно выделить четыре основания для концепции транслокального пространства как отдельной «оптики» для изучения пространства и места. Само понятие транслокальности отделяет опыт локальности и принадлежности от физической связи с конкретным районом или родными местами – теперь этот опыт локализуется в мобильных телах и множестве жизненных пространств иммигрантов. В то же время к транслокальности относится возможность одновременных социальных взаимосвязей и интеграции транслокальных социальных полей и акторов, происходящих в антропогенной среде, а также виртуально при помощи цифровых технологий. Транслокальность воссоздает связи между лояльностями, аффектами и пространствами, разъединенными глобальными потоками капитала, при помощи переосмысления повседневной жизни, которое может происходить как в определенном месте в привычном смысле этого слова, так и при помощи мобильной связи. Наконец, транслокальное пространство создает возможности для различных типов социальных, пространственных и политических структур благодаря тому, что людей и отдельные места связывают общие смыслы, лояльности и интересы.

Все эти соображения подкрепляют тезис о том, что транслокальное пространство представляет собой новую пространственную конфигурацию, которая ведет к эмпирическим, социальным и материальным последствиям для жизни людей не только в глобальном, но и в локальном масштабе. Концептуальная «оптика» транслокального пространства по-прежнему находится в становлении, однако ее актуальное состояние уже позволяет продемонстрировать новые – непохожие на прежде известные – разновидности пространства, появляющиеся в разных частях мира. Превратятся ли транслокальные пространства в локации, обладающие потенциалом политического действия, зависит от ряда факторов. В частности, многое будет зависеть от того, как поведут себя компенсаторные силы пространственно-временного расширения, бросающие вызов способности устанавливать связи между временем и пространством. Так или иначе, понятно, что этот краткий обзор дает лишь общее представление о новой сфере прикладных и теоретических исследований.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Другая история войн. От палок до бомбард
Другая история войн. От палок до бомбард

Развитие любой общественной сферы, в том числе военной, подчиняется определенным эволюционным законам. Однако серьезный анализ состава, тактики и стратегии войск показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две эпохи с тысячелетним провалом только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!В книге, написанной в занимательной форме, с большим количеством литературных и живописных иллюстраций, показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.Для широкого круга образованных читателей.

Александр М. Жабинский , Александр Михайлович Жабинский , Дмитрий Витальевич Калюжный , Дмитрий В. Калюжный

Культурология / История / Образование и наука