Читаем Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места полностью

Данные различия получают пространственное воплощение во внутренних помещениях рынка. Пуэрториканские торговцы – все они являются иммигрантами первого поколения – располагаются в социальном и экономическом «сердце» рынка на Мур-стрит с парикмахерской, салоном красоты, кафе «Рамонита» и одним из продуктовых магазинов, тогда как появившиеся относительно недавно никарагуанские и мексиканские торговцы находятся на периферии (ил. 8.4).

Эта центральная зона также является местом, где в основном общаются между собой пуэрториканские и доминиканские покупатели. Эту специфическую версию латиноамериканской идентичности, сформированную пуэрториканской и доминиканской культурой, дополняет карибская музыка. Почти во всех ситуациях говорят на испанском языке, который определяет жизнь рынка и используется в большинстве коммерческих взаимодействий. Пуэрториканские торговцы, общаясь со своими покупателями, часто переходят с английского на испанский, а отдельные торговцы, в том числе несколько доминиканцев, признаются, что не владеют английским.

Большинство торговцев рынка на Мур-стрит являются выходцами из Латинской Америки, хотя не все они приехали в Нью-Йорк одновременно. Первая волна миграции была из Понсе, Агуадильи и Сан-Хуана-де-лас-Сабанаса в Пуэрто-Рико. Выходцы из этих мест прибыли в 1950‐х годах, пополнив армию промышленных рабочих Нью-Йорка еще в молодом возрасте, а в 1970‐х годах пуэрториканцы оказались одной из тех групп, которые наиболее пострадали от деиндустриализации экономики города. Сокращение занятости в обрабатывающей промышленности, где были сконцентрированы пуэрториканцы, привело к высокому уровню бедности среди них по сравнению с другими группами латиноамериканцев. Некоторые из нынешних пуэрториканских торговцев потеряли работу, когда предприятия обрабатывающей промышленности перемещались на юг США.

Один из наших информантов-пуэрториканцев рассказал в ходе интервью о том, как из фабричного рабочего он превратился в уличного торговца, а также о своей нынешней работе на рынке. У других торговцев было какое-то небольшое свое дело за пределами рынка, а один из них оказался бывшим работником продуктового магазина, которым он теперь управлял вместе с женой и семьей. К сожалению, работа на рынке на Мур-стрит обеспечивает лишь прожиточный минимум. Одна торговка жаловалась: «Я зарабатываю только на то, чтобы купить еду и оплатить коммунальные квитанции». Еще один торговец, обеспокоенный ростом цен на еду и жилье, а также снижением зарплаты, говорил: «Вы видели, как растут цены на продукты? Сейчас невозможно купить жилье». Впрочем, другие торговцы утверждали, что зарабатывают достаточно, чтобы не сталкиваться с этими экономическими проблемами.

Вторая волна латиноамериканской миграции привела на рынок торговцев, приехавших в США после отмены системы иммиграционных квот в 1965 году. Люди продолжали прибывать из таких традиционных стран происхождения иммигрантов, как Пуэрто-Рико, но теперь были и приезжие из испаноязычных стран Латинской Америки. Среди торговцев, принадлежащих к этой второй группе, заметны мексиканцы крестьянского происхождения из сельской местности из муниципалитетов Исукар-де-Матаморос и Чила-де-ла-Саль в штате Пуэбла, которые начали прибывать в 1970‐х годах. Другие группы латиноамериканцев, работающих на рынке, – доминиканцы, эквадорцы и никарагуанцы – перебирались в США из‐за городской нищеты и кофейного кризиса в Центральной Америке, различных войн и гражданских конфликтов 1980‐х годов. Таким образом, рынок выступал и в качестве транснационального социального поля, создававшего связи как между сельскими и городскими пространствами, так и между странами и регионами Латинской Америки.

Мексиканцы – одни из самых недавних латиноамериканских иммигрантов, появившихся в Нью-Йорке и на рынке на Мур-стрит. Пуэрториканские торговцы считают их одной из самых обездоленных групп в городе, поскольку они сталкиваются с тяжелыми условиями труда и жизни. В структуре трудовых ресурсов, сегментированной по этническим и расовым критериям, мексиканцы занимают рабочие места, с которых ушли пуэрториканцы. Один пожилой пуэрториканский торговец заметил: «Рабочий день у мексиканцев слишком длинный. Они делают ту работу, которую мы делать не хотим. Они работают упорнее, чем мы». Одним из основных факторов миграции мексиканцев в Нью-Йорк считается бедность в сельских районах Мексики, однако пуэрториканские торговцы осознают, что и в США мексиканцы сталкиваются с бедностью, и понимают, почему они работают в условиях эксплуатации.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Другая история войн. От палок до бомбард
Другая история войн. От палок до бомбард

Развитие любой общественной сферы, в том числе военной, подчиняется определенным эволюционным законам. Однако серьезный анализ состава, тактики и стратегии войск показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две эпохи с тысячелетним провалом только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!В книге, написанной в занимательной форме, с большим количеством литературных и живописных иллюстраций, показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.Для широкого круга образованных читателей.

Александр М. Жабинский , Александр Михайлович Жабинский , Дмитрий Витальевич Калюжный , Дмитрий В. Калюжный

Культурология / История / Образование и наука