Простудятся в траве босые осы…

Представленный сборник стихов – второй в ряду сборников позднего периода, в которых поэзия Алексея Горобца встала перед читателем «в полный рост», во всех своих богатстве, многообразии и силе. Но это далеко не всё, что можно было бы сказать о нём. Сборник удивляет новизной, неожиданностью, революционностью мыслей и чувств, хулиганством (по-хорошему) в оценках, взглядах и способах их выражения, яркой попыткой продолжить эксперимент в созидании собственного неповторимого поэтического слова и отыскать свою единственную дорогу в поэзии. Усложняется и разнообразится ритмика стихотворений, в них появляется осязаемая порой глубина, появляется нерв. Поэту удаётся запечатлеть и сохранить для читателя едва уловимые моменты, без которых наша жизнь была бы скучна и однообразна. Например, один из тонких ценителей поэзии, прочтя стихотворение этого сборника «…Зацепиться за слово, движенье, случайную мысль», восхищённо воскликнул примерно следующее: «Авторитетно свидетельствую о том, что существуют такие моменты! Но мне никогда не удавалось схватить их и перенести на бумагу, передать в стихах! Высочайший уровень поэтического мастерства являет читателю этим стихотворением Алексей Горобец!».

Собранные здесь стихи обжигают прямотой сказанного, волнуют душу серьёзностью поднимаемых тем, очаровывают красотой стиха и ранят совесть погружением в глубины сокровенного, требуя от читателя одного – Жить! Для стихов этого сборника характерна яркая ирония, порой едва заметно переходящая в сарказм, за которым, тем не менее, всегда прослеживается глубокая человечность автора и любовь к тому, над чем или над кем он грустно иронизирует.

К сожалению, этот яркий эксперимент завершился на предлагаемом вниманию читателя сборнике. Отголоски его можно ещё встретить в отдельных поздних стихотворениях поэта. Всевозможные маститые и не очень критики, обрушившиеся на Алексея Горобца после выхода сборника, не поняли его, не приняли и не простили поэту ухода от привычной задумчивой размеренности стихов, возмутились молодостью духа почти семидесятилетнего на тот момент поэта, позавидовали, сами того не понимая, показали собственную ограниченность, претендующую на право быть единственной истиной и единственным мерилом подлинности искусства. Поэт не устоял перед этим напором критики и в последующих сборниках вернулся в прежнее поэтическое русло. Жаль… Поэзия Алексея Горобца не перестала от этого быть подлинной поэзией с большой буквы. Но сколько ещё сокрытого в этом могучем таланте осталось неузнанным!..

По глубокому убеждению составителя электронной версии данного цикла стихов, этот сборник является лучшим в горобцовской поэзии, её вершиной.

Наилучшей иллюстрацией к сказанному будет упоминание следующей истории, связанной с выходом этого сборника.

Когда поэт приехал в типографию забирать тираж, к нему подошли молодые типографские рабочие, восхищённо поблагодарили за стихи и по большому секрету признались, что тайком от своего начальства изготовили лишних 50 экземпляров «Босых ос». Для себя.

Очень сомневаюсь, что кто-либо из непримиримых критиков «Босых ос» удостаивался когда-либо такой высокой чести. Чести быть признанным народом Поэтом, перед которой меркнут все официальные звания, дипломы, медальки и значки. Читайте стихи Алексея Горобца, и вы найдёте в их строках ответы на многие вопросы бытия. Найдёте и удивитесь красоте, простоте и лёгкости этих ответов.

Как бы в подтверждение этих слов поэт в своих стихах призывает каждого из нас: будьте самими собой, не зарывайтесь в землю, не забивайтесь в скорлупу привычного, ищите себя, ищите свой путь, чтобы с гордостью можно было сказать о себе: «Я – человек!»

Ты выберись на тот пригорок.
Там медлен мёд и тёрен горек.
Там ожиданье первых слов.
И забывая мрак и морок,
И постигая мрак и морок,
Ты угадай, найди свой путь,

Последний нелюдь,
Первый людь.

(«…С оглядкой к делу приступай»)

Приятного вам чтения!

* * *

Бессонный час предутренней звезды.

А ветер в кронах зелен и прохладен был.

И белое пыланье бересты,
И пятна онемелой лунной патины,
И угольную,
Пепельную тишь
В душе твоей, где хворь и ожиданье,
Разъяла ночь, взяла в одно касанье,
Как будто ей на растерзанье дан я,
А мне она – для восхищенья лишь.

Как будто ветер, зелен и бесстыж,
Упал лицом на черепицы крыш,
Взалкав любви, свободы
И признанья.

* * *