Читаем Простые люди полностью

— Ты, Марьюшка, не кипятись и старших не перебивай, — остановил ее дед Шамаев. — У меня свое слово припасено. А слово вот какое… — Он повернулся к Дубовецкому. — Нам, товарищ ученый, подавай такую науку, чтобы пособляла колхознику. А то как это выходит? Ты Боброва ославил, а сам-то сказал ли, как хороший урожай снять?.. А ты, коли ученый, должен это сказать. Так я говорю?

По залу прокатился одобрительный шум.

Марья Решина поднялась с места:

— Я много говорить не стану…

— Ты на трибуну давай, Марьюшка, — перебил Засядько.

— Ничего, у меня голос звонкий. Я скажу два слова от своего звена… Дедушка Шамай верно говорит: мы поверим в науку, которая помогает нам. Гаврила Федорович довольно рассказал нам о Мичурине, о Лысенко, да и сами мы кое-что читывали. Мичуринское учение применяем на практике. Получается хорошо. Значит, это и есть наука. И нечего нам головы затуманивать да на заграничных ученых кивать. У нас свои есть и еще почище будут. Вот как вырастим по 20 центнеров с гектара сои, да и с большим процентом жира — вот вам, товарищ Дубовецкий, и выйдет, что стоило Гавриле Федоровичу работать. А вырастить — вырастим, правду я говорю, девушки? — обратилась она к своему звену.

Девушки ответили дружными хлопками. Их поддержал весь зал.

Выступило еще несколько человек. Во всех речах, так же как у деда Шамаева, сквозило недоумение по поводу выступления Дубовецкого, чувствовалась симпатия к Боброву.

«Даст ли нужный ответ Бобров? — думал Головенко. — Возможно, он, оскорбленный бесцеремонностью Дубовецкого, вообще откажется от заключительного слова, и, таким образом, вопрос останется неразъясненным колхозникам и работникам МТС, и это может подорвать доверие к Боброву, к его делу накануне завершения». Головенко сидел, как на иголках.

Выждав немного, Степан попросил слова. Когда он не торопясь поднимался на сцену, настороженная тишина установилась в зале. Потом он встретился с сотнями пар глаз, устремленных на него.

— Товарищи, я не собираюсь полемизировать с товарищем Дубовецким, для этого у меня недостаточно знаний… Но все же, думается, в меру своих сил мы должны внести ясность в этом вопросе. Ясность вот какого порядка.

По залу, как от дуновения свежего ветерка, прошелестел шопот, кое-где скрипнули стулья, раздался сдержанный кашель, шикание.

— Юрий Михайлович сказал нам, что агроном Гаврила Федорович занимается несерьезным делом, что ничего из его потуг вроде как не выйдет потому, что он не в силах, так же как и другие ученые с громкими фамилиями, которых назвал товарищ Дубовецкий, изменить и закрепить наследственность путем изменений условий внешней среды. Тов. Дубовецкий утверждает, что так называемые таинственные гены неизменны и ни в какой степени не зависят от самого растения, то есть изменению не подвержены. Выходит, что человек не в силах не только изменить природу, но и познать ее.

— Как же так!

— Брехня это, а не учение!

— К слову сказать, по утверждению этих же ученых, почва также утрачивает способность родить. И они вывели «закон» убывающего плодородия… Теперь выясним такой вопрос. Если эти гены явились неизвестно откуда и они не подвержены воздействию и раз навсегда неизменны, откуда же они все-таки явились? Ответ может быть один — они даны богом…

В зале послышался смех, движение стульев.

— Эта, с позволения сказать, «наука», товарищи, идет к нам из-за рубежа, из лагеря империалистов, и, конечно, ничего общего с нашей советской наукой не имеет и иметь не может. Есть ли иная наука, которая действительно является наукой, помогающей развитию нашего социалистического сельского хозяйства? Есть! Это мичуринская наука. Иван Владимирович Мичурин вывел более трехсот новых растений, невиданных и неслыханных ранее. Он сказал, извиняюсь, если процитирую не точно: «Мы не можем ждать милостей от природы — то есть ждать каких-то случайных повышений урожая, — взять их — наша задача».

— Само собой!

— Верно!

— И эта мичуринская наука учит нас, как эти «милости» взять от природы. Гаврила Федорович как раз стоит на этом пути, и думается мне, что он добьется успеха, тем более результаты его работы нам уже известны. Но один, как говорят, в поле не воин, мы все должны помогать ему в этом.

И Головенко невольно для себя сделал отчет, что проделано работниками МТС и что предстоит проделать по указанию агронома по изменению некоторых видов машин.

Собрание проводило Головенко со сцены дружными аплодисментами. Снова вспыхнули споры, что и как лучше сделать. Потребовали отчета от Марьи Решиной, как она работает в помощь Боброву. На этот раз Марья вышла на сцену и основательно рассказала, собранию о работе своего звена. Наконец, было предоставлено заключительное слово Боброву.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза
Мой лейтенант
Мой лейтенант

Книга названа по входящему в нее роману, в котором рассказывается о наших современниках — людях в военных мундирах. В центре повествования — лейтенант Колотов, молодой человек, недавно окончивший военное училище. Колотов понимает, что, если случится вести солдат в бой, а к этому он должен быть готов всегда, ему придется распоряжаться чужими жизнями. Такое право очень высоко и ответственно, его надо заслужить уже сейчас — в мирные дни. Вокруг этого главного вопроса — каким должен быть солдат, офицер нашего времени — завязываются все узлы произведения.Повесть «Недолгое затишье» посвящена фронтовым будням последнего года войны.

Вивиан Либер , Владимир Михайлович Андреев , Даниил Александрович Гранин , Эдуард Вениаминович Лимонов

Короткие любовные романы / Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Военная проза