Простые радости

Но на вторую половину дня она пока что не отпросилась. По дороге на работу и обратно Джин сделала крюк к дому миссис Мэлсом, но хозяева, очевидно, были в отъезде. “Райли” не было на дорожке, занавески наверху и внизу были наполовину задернуты, а почтовый ящик заклеен – по мнению Джин, грабителей такие меры могли скорее привлечь, чем отпугнуть.

Оставалось надеяться на то, что ей положено кое-какое вознаграждение: ведь она целую неделю в Лаймингтоне выполняла дочерний долг и к тому же не “прожигала жизнь” по субботам довольно давно. Тем не менее она побаивалась заводить разговор об этом заранее и отложила его на самое утро субботы, чтобы поставить мать перед фактом.

– Я его раньше не видела, – заметила мать, когда Джин, немного смущаясь, вышла к завтраку в платье цвета бордо. – Новое?

– Да. Я вчера купила его в “Деборе”. – Она покрутила юбкой взад-вперед, чтобы продемонстрировать складки, и закрыла ее передником, чтобы не запачкать.

– Очень нарядно. А по какому случаю?

– Ничего особенного. – Джин повернулась к плите и занялась приготовлением овсянки. – Встречаюсь в городе с подругой… если ты сможешь без меня обойтись несколько часов.

– А… Уж как-нибудь. Тебя ведь не весь день не будет.

– Нет. Это просто обед. Поеду на полуденном поезде. Если тебе что-нибудь нужно, могу потом заскочить в “Дерри и Том”.

Это был тактический ход, превращающий увеселительную поездку в поездку по поручению. Но мать было не так легко провести.

– Не нужно. А что за подруга? Я ее знаю?

Джин вздохнула. Ей очень хотелось уклониться от неизбежного обсуждения, но она не могла сказать такую неправду, которая в будущем потребует все новых выдумок.

– Это Говард, – призналась она.

– Один?

Ну, началось, подумала Джин.

– Да, один.

– Боже, как современно. А где его жена? И что она думает по этому поводу?

– Скорее всего, ничего, поскольку она его бросила, – сказал Джин бодрым голосом.

– О… – Мать дотянула этот одинокий звук, насыщенный подтекстом, практически до предела. – Что ж, будь осторожна. Это все, что я скажу.

Джин плюхнула овсянку в две тарелки и резко поставила их на стол.

– Совершенно напрасно. Мне не угрожает никакая опасность.

Она чувствовала, как пылают щеки. Никто другой не мог с такой легкостью вывести ее из себя. Когда практически в тех же выражениях ее предостерегал Рой Дрейк, это казалось всего лишь старомодным и милым. Из уст матери – чистый яд.

– Не забывай, он все еще женат.

– Мы просто пообедаем. Не вижу, почему я должна лишиться его дружбы только из-за того, что от него сбежала жена.

– Это не мое дело, – последовало уязвленное возражение, и они продолжили есть овсянку в молчании.

Прежде чем отправиться на поезд, Джин зашла в “Харрингтонс” купить маленький кусок говядины на воскресенье и набрала картошки и овощей в фермерской лавке напротив церкви. Никакой грязной домашней работы в своем роскошном наряде она делать не могла, поэтому удовлетворилась глажкой и складыванием чистого постельного белья, а также замочила престарелые кухонные полотенца в борном мыле, намереваясь заняться ими по возвращении. Потом она приготовила матери сэндвич с ветчиной к обеду и оставила его в сторонке, прикрыв льняной салфеткой.

Ледяная атмосфера завтрака не успела вполне оттаять к отъезду Джин. Ссоры и примирения с матерью всегда развивались по одной схеме: колкие слова; отступление, чтобы дуться и зализывать раны; тишина; ледяная вежливость; уступки с обеих сторон; возобновление дружеских отношений. В этот раз они достигли стадии ледяной вежливости и расстались с прохладным:

– Ну, до свидания, мама.

– Уходишь? До свидания.

А потом Джин спешила вниз по холму к станции в парадных туфлях, которые жали, а резкий ветер кружил листья вокруг ее ног и дергал за полы тусклого плаща, который защитит от возможных ливней ее платье цвета бордо.

Когда она подошла к магазину, Говард был в мастерской. Сквозь окно она видела его профиль в обрамлении дверного проема. Он был погружен в работу – прилаживал припой с помощью пинцета к обточенным краям серебряного кольца, кусая нижнюю губу от усердия.

Она впервые увидела его здесь меньше пяти месяцев назад, но уже оказалось невозможно мысленно восстановить тот критический, отстраненный взгляд на непримечательного, немолодого, ничего для нее не значащего мужчину. Сейчас не было никого важнее: когда он поднял глаза от работы и расплылся в приветственной улыбке, ее охватили радость и трепет.

Она волновалась, представляя момент встречи: акватория приветствий и прощаний полна подводных камней. Но от Говарда исходили только тепло и доброта и несомненность еще не названного, но уже принятого и разделенного чувства.

– Я по вам скучал, – сказал он просто, стоя рядом с ней на тротуаре, после того как запер магазин и перевернул табличку на “закрыто”.

– И я.

– Вы голодны?

– Нет. Ни капельки.

– Я тоже. Но это ничего. Давайте по крайней мере найдем, где мы сможем посидеть и сравнить наши симптомы. Пойдемте.