Простые радости

Они покончили с супом, и официант принес сардины, хрустящие и с корочкой соли и совсем не похожие на привычную размокшую рыбу из консервной банки. Джин ожидала, что на гарнир будут картофель и овощи, но они не появились, а Говарда, кажется, не смутило их отсутствие. Ей пришлось есть сардины, не украшенные ничем, кроме выжатого из лимона сока, и, к ее удивлению, это оказалось не только очень вкусно, но и сытно. Интересно, как бы отреагировала мать, получив на ужин кусок рыбы или свинины без сопровождения.

Говард попытался уговорить ее взять десерт, но она была сыта и чувствовала, что времени остается мало. Вместо десерта они заказали кофе, темный, с гущей, в крошечных, будто игрушечных чашечках, с твердым миндальным печеньем, о которое, кажется, можно было сломать зуб, и она променяла его на сигарету. Все в этой трапезе было иностранное, будоражащее, напоминающее, что привычный порядок вещей – не единственный и где-то, наверное, всё делают по-другому. Когда они вышли из ресторана, было как-то неожиданно оказаться на туманной лондонской улочке, а не на солнечной итальянской пьяцце.

– Мне, наверное, пора возвращаться, – сказала Джин, уже готовясь к пустоте, которая завладеет ею, как только они попрощаются.

– Так скоро? – сказал Говард, когда они мешкали под ресторанным навесом. – Вы же только что пришли. Когда мы вместе, время ведет себя странно.

– Когда мы порознь – тоже, – согласилась Джин и на этих словах осмелилась посмотреть ему в глаза.

– Давайте немного пройдемся, – сказал он и взял ее за руку. – Если повезет, заблудимся в тумане.

Всего несколько минут, пообещала себе Джин, и я поеду домой. Они шли в молочной серости, и она чувствовала, как его рука тихонько сжимает ее пальцы. Другие прохожие появлялись, как смазанные пятна в отдалении, ненадолго принимали четкие очертания, проходя мимо них, а потом их вновь поглощал туман.

В конце концов она спросила:

– Куда мы идем?

– Не знаю, – признался он. – Знаю только, что, если мы остановимся, вы уйдете.

– Но вы знаете, как снова меня найти.

Они свернули на узкую улочку, где не было ни одной машины, и только пройдя ее до конца, обнаружили, что это тупик, не ведущий никуда, кроме задней двери кухни ресторана и высокой кирпичной стены на задах театра. На тротуаре были пустые деревянные ящики и стальные мусорные баки, а в канаве валялись морковная ботва, мятые капустные листья и прочие отбросы плодоовощного рынка. Уединение как будто придало Говарду храбрости, он притянул ее к себе, и они немного постояли, прижавшись друг к другу.

– Я должна идти, – сказала Джин и положила голову ему на плечо.

– Я знаю.

– Вы будете ночевать в магазине?

– Да, в мастерской есть раскладушка. Удобная, как доска с гвоздями, но все же лучше, чем пустой дом.

– Вы, наверное, ужасно по ней скучаете. Если б я могла помочь.

– Вы помогаете. – Он положил руки ей на плечи и слегка отстранил, чтобы на нее смотреть. – Можно мне скоро опять вас увидеть?

– Конечно. – Она беспечно рассмеялась, чтобы скрыть, как в ней закипает чувство, от которого им обоим стало бы неловко. – Вы можете зайти ко мне в газету. Или домой, но там мы, конечно, будем не одни. А сейчас я правда должна идти, только я не знаю, где я.

Она взглянула на часы и вскрикнула. Четыре. Она окажется дома не раньше пяти, а то и позже. Можно себе представить, какая встреча ее ожидает.

Говард вывел ее по туманным улицам на Стрэнд, где машины еле ползли, дюйм за дюймом, а фары отбрасывали конусы молочного света, и они торопливо попрощались. Поезд ехал даже медленнее обычного, столько стоял на остановках, что казалось, что он сломался, а потом, покачиваясь, величаво отправлялся дальше, так и не набрав полную скорость. Но даже ее виноватая тревога не могла испортить впечатление от этого дня. Память о нем не меркла, и позже она достанет ее из коробочки и будет разглядывать со всех сторон.

В пригороде туман рассеялся, оставив только прозрачный нимб вокруг фонарей. Джин ковыляла от станции вверх по холму, и парадные туфли кусали ее на каждом шагу.

Едва завидев свой дом, она поняла, что что-то случилось. Стояли сумерки, но света в окнах не было, а занавески на окнах спереди не были задернуты. Неловкими руками она нашарила ключ и сунула его в замок.

– Мама, где ты? – крикнула она в холодный неосвещенный коридор, но в ответ услышала только гулкое скребущееся тиканье старинных часов.

Ноги обдало холодным воздухом, и Джин поняла, что задняя дверь распахнута. Вглядевшись в сумеречный сад, она увидела ряд белых кухонных полотенец, мерно покачивающихся на веревке, и под ними размытые очертания человека – это была мать, раскинувшаяся на траве, будто во сне.

27

Когда субботним вечером на улице появилась “скорая помощь”, соседи припали к окнам. Мать несли на носилках к машине, и Джин ощущала присутствие этой молчаливой аудитории, собравшейся поглазеть на разворачивающуюся драму. Им придется подождать, прежде чем их любопытство будет удовлетворено.