Читаем Просвещать и карать. Функции цензуры в Российской империи середины XIX века полностью

На фоне произведений предшественников пьеса Островского действительно оказывается «демократичной» в смысле обостренного внимания к соотношению центральной власти и региональных инициатив. О значении для Островского, в том числе для «Минина», волжского региона уже немало писалось[528]. Однако в «Минине» эта проблема действительно поднимается на совершенно ином, более фундаментальном уровне. Следом за Аксаковым, автор акцентирует значение для Минина «земского дела» (Островский, т. 6, с. 10, 24, 44, 81). Изменник Биркин раздраженно говорит о собравшемся народе: «Новогородским духом так и пахнет» (Островский, т. 6, с. 19). Минин, напротив, восклицает: «Спасенье русское придет от Волги» (Островский, т. 6, с. 22). Выше приводилось письмо Островского, где подчеркивается второстепенность «земства» для персонажей его пьесы. В нем, однако, речь идет именно о политическом принципе, связанном с потенциальным восстанием. Напротив, в пьесе «земство» прямого политического смысла не несет — что, конечно, тождественно отсутствию импликаций, которые могли встревожить цензоров.

Напротив, социальные противоречия в «Минине» значимо отсутствуют — всерьез о них рассуждает лишь один из немногочисленных негативных героев, гордящийся своим положением:

Мы черный люд, как стадо, бережем, Как стадо, должен он повиноваться (Островский, т. 6, с. 19).

Даже на уровне отбора материала Островский использовал именно те сведения, которые поддерживали его трактовку исторического материала. В своих исторических пьесах драматург постоянно пользовался историческими источниками и стремился не изображать событий, о которых речь в этих источниках не шла[529]. «Минин», первая историческая его пьеса, в этом отношении не был исключением[530]. Тем не менее драматург вызвал упреки со стороны по меньшей мере одного из исследователей этих источников — П. И. Мельникова-Печерского, в печати заявлявшего, что Островский воспользовался лишь одной из двух его статей, посвященных Нижнему Новгороду времен Минина[531]. Островский, несомненно, знал обе статьи Мельникова: первую из них он, как показал в указанных выше работах Н. П. Кашин, активно использовал в своей пьесе, другая же не только была посвящена интересовавшей драматурга теме, но и вышла в журнале «Москвитянин», где тот в это время сотрудничал. Если рассмотреть их с интересующей нас точки зрения, становится ясно, почему Островского привлекла именно более ранняя публикация. В ней подчеркивался именно региональный характер борьбы времен Минина и Пожарского, в которой нижегородцы были лишь первыми среди многочисленных обитателей разных российских земель. Мельников писал:

Весь Березопольский Стан и Уезд Балаховский признали над собою законную власть царя Василия. Волости Стародубческая, Ярополческая, Гороховец, Шуя, Вязники, Лух также отстали от самозванца. Восстание в пользу Василия распространилось и далее: в Юрьевце, Костроме, Ярославле, Вологде, Галиче, Пошехонье, Угличе и Ростове. — Центром восстания был неизменный Нижний, который один только из всех внутренних городов России постоянно пребывал верным власти законной[532].

Другая интересная черта статьи Мельникова состоит в пристальном внимании к этническим и статусным различиям между нижегородцами, далеко не все из которых оказывались великороссами, «естественно» выступающими против этнически чуждого врага: «Жители Нижнего Новгорода состояли из русских, немцев, литвы и казаков <…> Русские нижегородцы состояли из дворян, житых людей, гостей, людей служилых и посадских»[533]. В этом смысле статья Мельникова оказалась намного ближе к пьесе Аксакова, видимо, позаимствовавшего из нее список городов, представители которых вступили в ополчение (как мы увидим далее, автор «Минина» также воспользовался этим фрагментом). Напротив, поздняя статья, которую Островский не использовал, подобных сведений не содержит: в ней Нижний Новгород оказывается не одним из множества городов, сопротивлявшихся врагу, а исключительным средоточием мессианского духа, призванного спасти страну: «Вся Россия изменила России, но бодрствовал Нижний Новгород»[534]. В 1861 году, однако, такой, грубо говоря, «кукольниковский» подход Островского не заинтересовал.

Географическое пространство, очерченное в пьесе, построено вокруг Москвы, которую Минин именует «корнем» русских городов: «Москва кормилица, Москва нам мать!» (Островский, т. 6, с. 41). Несмотря на это, подчеркиваются и многообразие, и количество объединившихся земель. В описании похода Ляпунова под Москву эти качества упоминаются в первый раз:

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги