Просвещать и карать. Функции цензуры в Российской империи середины XIX века

Цензорам, решавшим вопрос о допустимости изображения на сцене Ивана Грозного, пришлось столкнуться с непростой задачей. Их ждали столкновения с сотрудниками еще по меньшей мере двух ведомств. За репрезентации царя в целом отвечало Министерство императорского двора, контролировавшее изображения императора и членов августейшей семьи на картинах, посвящение ему различных произведений и многое другое, вплоть до эпитетов наподобие «царский», использовавшихся для продвижения на рынке различных товаров[612]. Это же министерство отвечало и за деятельность государственных театров. Образ монарха, в годы Александра II воплощавший взаимную любовь высшей власти и освобожденного ею «народа»[613], интересовал III отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии. Наконец, в этот вопрос вмешивался и сам император.

Во всех без исключения упомянутых пьесах царь изображался совершенно безнравственным, жестоким до садизма и подчас безумным тираном. С одной стороны, это вполне соответствовало устоявшейся в исторических работах трактовке личности Ивана Грозного. Уже в восьмом и особенно девятом томах «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина Иван Грозный, за исключением первых лет своего царствования, характеризуется как кровавый тиран, не связанный преемственно с современными монархами[614]. Ко временам Александра II такой образ Ивана Грозного использовался в самых разнообразных официальных интерпретациях истории, включая доступные широким массам. Так, на открытом в 1862 году в Великом Новгороде памятнике тысячелетию России фигура Ивана Грозного отсутствует по принципиальным соображениям:

Если наследие Ивана III пореформенная Россия корректировала, то Ивана IV предавала забвению. Демонстративным шагом власти было решение не включать Ивана Грозного ни в одну из композиций памятника — не только в основной ярус, но даже и в барельефный фриз. В этой «назидательной летописи в лицах» для Ивана IV не нашлось места: его образ явно противоречил мифу о «полюбовной сделке», тем более модернизированному и вестернизированному варианту мифа — стремлению примирить «державность» и «вольность». Иван Грозный, изгнанный из новгородского памятника, — это молчаливое признание частичной правоты Новгорода в его конфликте с Москвой, ретроспективная переоценка имперского нарратива русской истории[615].

Однако изображение царя-злодея на сцене настораживало цензуру, исходившую из убеждения, что посещающие театр необразованные «темные массы» инстинктивно убеждены в сакральности любой монархической власти, а потому никакого самодержца, особенно российского, нельзя изображать отрицательным персонажем. Эти убеждения разделялись не только сотрудниками цензуры, но и многими представителями образованной публики. Так, историк литературы и искусства Ф. И. Буслаев выражал недовольство тем, что играющий важную, причем положительную, роль в фольклоре Иван Грозный отсутствует на упомянутом выше памятнике[616].

Схожими соображениями руководствовалась драматическая цензура III отделения, когда 11 мая 1863 года запретила постановку пьесы Лажечникова (кстати, бывшего коллеги Гончарова по Петербургскому цензурному комитету) «Опричник», где царь изображается «тираном»[617]. Иван Грозный многократно прямо назван тираном в «Истории Государства Российского» — очевидно, проблема с пьесой Лажечникова в том, что в театре можно было ожидать множество «простонародных» зрителей, на которых, по мнению цензора, такое изображение русского царя могло оказать вредное влияние. Несколько раньше, 23 марта 1861 года, была запрещена и драма Л. А. Мея «Псковитянка». Мотивировка решения цензора Нордстрема очень показательна для логики драматической цензуры:

В настоящей драме заключается исторически верное описание страшной эпохи царствования царя Иоанна Грозного, живое изображение псковского вече (так!) и его буйной вольницы.

Подобные пьесы всегда были запрещаемы[618].

И сам цензор, и образованная публика неплохо знали о том, насколько страшна была «эпоха царствования царя Иоанна Грозного» и насколько верно она представлена в пьесе: решающую роль играл тот факт, что на сцене ее могли увидеть люди, к такой публике не относящиеся.

Когда драматическая цензура оказалась в ведении Министерства внутренних дел, политика в области театра начала трансформироваться. Образ Ивана Грозного, однако, для сцены некоторое время оставался недоступным. В 1865 году Главное управление по делам печати, после некоторых сомнений, отказалось снять запрет с «Псковитянки» Мея, испугавшись нежелательных параллелей между изображением псковского веча и современными демократическими течениями (см.: Дризен; Федяхина, т. 2, с. 17–18, 165–169)[619]. Однако уже 7 апреля 1866 года была разрешена пьеса «Князь Серебряный», за исключением сцены, «где царь Иоанн IV жалует боярина Морозова шутом»[620]. В этой сцене, вычеркнутой цензором, Морозов возлагает на Ивана Грозного личную ответственность за бессмысленные преступления и грозит небесной карой: