Против течения. Десять лет в КГБ

— Такого рода лояльность достойна всяческого восхищения, мистер Левченко. Особенно когда человек идеологически не приемлет советскую систему и ее политику, — ответил курьер.

— Я не могу предать тех людей. Это абсолютно невозможно для меня. Я им многим обязан — и лично, и с точки зрения морали, — заявил я. — Для меня это настолько важно, что я требую официального заверения, что любая полученная от меня информация никогда не будет использована во вред кому бы то ни было.

Именно в этот момент курьер прервал меня, чтобы сказать, как мне лучше к нему обращаться.

— Я вас понял, Стан. Могу я называть вас так? А я — Боб.

— Я имею в виду именно то, что сказал вам, Боб. Я хочу гарантий, что полученная от меня информация не повредит никому. Если США не могут или не захотят дать мне такую гарантию, я намерен обратиться в ООН, чтобы мне помогли перебраться в любую другую некоммунистическую страну.

Боб и глазом не моргнул.

— Вы хотите еще что-то сказать для передачи моему начальству?

— Да. Мне бы хотелось повидаться с православным священником. Я хочу получить от него совет и исповедаться.

— Конечно, — ответил он. — Священника мы вам раздобудем сегодня же.

С тех пор православный священник стал моим частым гостем. Я считал себя христианином, однако я не был крещен и никогда не исповедовался. Когда я сказал священнику, что на самом деле даже не знаю, как надо молиться и раньше просто составлял обращенные к Богу письма, глаза его наполнились слезами.

— Господу не нужны какие-то там формальные письма от чад его. Ему нужно, чтобы ты общался с ним, — сказал он.

Конечно, мне надо было освоить еще и ритуальный аспект православия. И вот я в свои почти сорок лет принялся за изучение катехизиса — и каждая минута, отданная этому, была мне по душе.

В концов концов пришло время, когда Джефф с Джоном заговорили о том, что пора устроить встречу с официальными лицами. Я согласился. И в самом деле мне пора было пройти опрос. Я чувствовал, что уже вполне окреп физически, да и голова моя работала уже нормально, так что они были правы. И все же я благодарен им за тот такт, с которым они это сделали.

Опросы и всякие обсуждения заняли несколько недель. И, к моему облегчению, в ходе этих недель беседовавшие со мной люди ни разу не проявили какой-либо злой воли или враждебности по отношению ко мне. Однако, хотя я и видел, что они верят мне как человеку, в то же время как профессионал я понимал, что ряд вопросов они обязаны поставить таким образом, чтобы потом их можно было проверить и перепроверить. Мне была понятна абсолютная необходимость этого.

Полагаю, что те, с кем я беседовал, считали мою позицию слишком идеалистической и, может быть, даже наивной. Я знаю, что им трудно было связать воедино мою ненависть к КГБ и советской системе с решимостью не делать ничего, что способно повредить тем сотрудникам КГБ, которых я считал порядочными людьми.

Так или иначе опросы эти велись в предельно дипломатичной манере, хотя в известном смысле эта процедура была и неприятна — как мне, так и им. К примеру, мне пришлось пройти тест на детекторе лжи, а через несколько дней — еще раз. Конечно, это был отличный способ проверить правдивость полученных от меня сведений. Но мне это было не по душе, хотя позже я был рад, что прошел через эти тесты — по завершении их экзаменатор сказал: „Да, оба теста совпадают почти абсолютно. Лучшего результата я в своей практике не встречал. Вывод: объект исследования говорит правду”.

Обоих проводивших опрос сотрудников ЦРУ я знал только по именам — Роб и мистер Бинс. В основном опрос вел Роб, и мы с ним стали друзьями. (Мы и теперь часто видимся, а уж по телефону общаемся и вовсе постоянно.) Меня завалили целой серией тестов, включая и тест на выявление уровня интеллекта. Пришлось мне также пройти тест на профессиональную пригодность, и я от души позабавился, наблюдая за реакцией моих друзей на его результаты.

„Ну и ну, Стан? — воскликнул Роб, прочитав заключительную часть теста. — Оказывается, вы совершили ошибку в выборе профессии. Офицер КГБ?.. Согласно тесту, вам надо было стать либо учителем, либо проповедником!”