Против зерна: глубинная история древнейших государств

Имперский Рим, государственное образование столь мощное, что по масштабам с ним мог соперничать лишь самый восточный его современник – Китай династии Хань, превратил большую часть средиземноморского бассейна в огромный невольничий рынок. Каждая военная кампания Рима служила прикрытием для работорговцев и солдат, которые пытались разбогатеть, продавая или получая выкуп за лично захваченных пленников. По одной из оценок, только Галльские войны привели к появлению около миллиона новых рабов, а в Риме и Италии в эпоху Августина рабы составляли от ¼ до ⅓ всего населения. Повсеместность рабов как товара подтверждается тем фактом, что в классический период раб превратился в «стандарт» измерения: в какой-то момент (следует учитывать рыночные колебания) пара рабочих мулов стоила трех рабов.

Рабство и кабала в Месопотамии

В самых ранних, плохо отраженных в исторических документах небольших городах-государствах Месопотамии наличие рабства и других форм кабалы не подлежит сомнению. Как нас убеждает Финли, «догреческий мир – шумеров, вавилонян, египтян и ассирийцев… – был миром без свободных людей в том смысле, в каком запад сегодня использует это понятие»[142]. Однако вопрос касается, скорее, масштабов рабства, его форм и того, насколько оно было важно для функционирования государств[143]. Среди исследователей сложилось общее мнение, что, хотя рабство, несомненно, существовало, оно играло относительно незначительную роль в экономике[144]. После знакомства со скудными (по общему убеждению) историческими свидетельствами я хочу оспорить это мнение. Хотя в Месопотамии рабство не играло столь же принципиально важную роль, как в Афинах, Спарте или Риме классического периода, оно все равно имело решающее значение по трем причинам: обеспечивало рабочую силу для производства самого важного экспортного товара – тканей; поставляло дешевый пролетариат для самой тяжелой работы (например, строительства каналов и стен); служило одновременно символом и наградой за привилегированный статус. Я надеюсь убедительно показать, сколь важным рабство было для государственных образований Месопотамии. Если принять во внимание и другие формы несвободы (долговая кабала, принудительное переселение и барщина), то невозможно отрицать значение подневольного труда для поддержания и расширения зерно-трудового модуля в центре государств.

Отчасти споры о роли рабства в древнем Шумере обусловлены терминологией. Различие точек зрения объясняется в том числе тем, что здесь использовалось множество слов, которые могли одновременно обозначать и «раба», и «слугу», «подчиненного», «подчиненное лицо» или «крепостного». Тем не менее случаи покупки и продажи людей (владение движимым имуществом) прекрасно описаны, хотя неизвестно, насколько широко они были распространены.

Самой очевидной категорией рабов были захваченные в ходе войн пленники. Учитывая постоянную потребность в рабочей силе, большинство войн были захватническими, их успех измерялся количеством и качеством пленников – мужчин, женщин и детей. Среди выделенных И. Дж. Гельбом источников подневольной рабочей силы – домашние рабы, долговые, рабы, купленные на рынке у их похитителей, завоеванные народы, возвращенные обратно и принудительно расселенные группами, военнопленные – последние два наиболее важны[145]. Обе категории рабов – это военная добыча. В одном списке из 167 военнопленных оказалось мало шумерских и аккадских имен (т. е. местных жителей); подавляющее большинство происходили из горных районов и территорий к востоку от Тигра. Одна идеограмма «раба» в Месопотамии III тысячелетия представляла собой сочетание знаков «гора» и «женщина», т. е. обозначала женщин, захваченных в ходе военных вылазок в горы или обменянных работорговцами на товары. Родственная идеограмма, где знак «мужчина» или «женщина» сочетался со знаком «чужая земля», вероятно, тоже обозначала раба. Если целью войн был, в первую очередь, захват пленных, то имеет смысл рассматривать их скорее как работорговые набеги, чем как обычные военные кампании.