Читаем Противоядия полностью

Я встречаюсь с Р. в ресторане, куда мы привыкли захаживать. Поскольку ресторан закрыт (по субботам он всегда закрывается в полдень, но мы упустили из виду эту деталь), я иду в другой ресторан, который мы посещаем, когда закрыт первый. Прежде чем отправиться туда, я захожу за женой в отель, но она уже ушла. Примерно в 12.30 мы обычно встречаемся и идем обедать. Но ее нет ни в первом ресторане (который закрыт), ни во втором. Впадая в панику, я звоню в отель. Ее нет.

В сильной тревоге я усаживаюсь за наш излюбленный столик и жду несколько минут. Затем, дрожа от не-терпения, снова бегу звонить. Мне отвечают, что она приходила, но через минуту пошла мне навстречу. Вздох облегчения; я снова сажусь за столик. Вот и она, моя маленькая бедняжка. Без меня она теряется, я без нее теряю голову.

Мы всегда друг друга находим. Потом наступит момент, когда один из нас уже не сможет найти другого. По крайней мере как было бы здорово—умереть вместе!

Я вечно боюсь ее потерять.

А ведь нам случается и ссориться! Никогда, никогда больше этого не допускать, сколько бы времени нам ни было отпущено. И еще как ссориться. Ужасные угрызения совести!.. Сможет ли простить меня Иисус?

* * *

Эта неважно написанная страница передает, кажется, мою тревогу. Готов повторить сказанное чуть выше: если психическое общается с психическим, то, возможно, «бездонное» духовное общается с духовным? А если впечатления психики—проводники самой глубинной Истины?

Одно слово скрывает от тебя все остальное. И одно слово способно вывести на верный путь.

«Скажи мне одно слово, и я исцелюсь».

Это тоже сказано. Если Он произносит это при условии, что я не глух.

Что любопытно: меня посещает тревога, но мне незнакома горячность.

Пессимизм вытесняет горячность.

Пессимизм—это недостаток надежды, недостаток веры — или недостаточная открытость ума.

* * *

Публикация в «Нувель обсерватёр» моей статьи о ссоре между Аррабалем и Витезом. Она наделала, как только что сообщил мне по телефону из Парижа Аррабаль, много шума в околотеатральных кругах. Доволен и рад: значит, я не мертв.

Вот жалость! Моя девочка, моя дорогая Мари Франс, тоже недавно звонила из Парижа. Я находился в мастерской. С ней говорила Р. Мари Франс «в полной растерянности». Чем ей помочь? Она слишком привязана к нам, к Р. и ко мне.

Я ломаю руки. Что я могу сделать для ее счастья, чем могу помочь ее горю? Что предпринять, что предложить?

Вспыхивающие между нами споры, особенно между ею и мной, невыносимые, глупейшие ссоры — их больше не должно быть! Я так виноват перед ней! Она до безумия великодушна. До такой степени, что этим все пользуются. Даже я борюсь с соблазном поэксплуатировать ее.

А ведь у нее есть то, чего лишен я,—духовное знание (это больше, чем самая тонкая чувствительность). У нее есть Бог—надеюсь, Он с ней, в ней.

*             * *         °

Я становлюсь   капризным, безмозглым,         дряхлым.

Душа? А если лишиться мозгов? Тогда, надеюсь, душа будет существовать вне феноменов материального мира. Нематериальная душа. Превыше сознания.

Сознание превыше сознания.

*             * *

В результате    лечения             психоанализом              может случиться озарение. Это и будет выздоровлением. Люди, которым пошел на пользу психоанализ, то есть те, кто познал озарение, утверждают, что не могут передать его словами, что это непостижимо для всех прочих, читавших о психоанализе, но не лечившихся, не попробовавших психоанализ на себе; вам этого не понять, твердят посвященные, познавшие «озарение», излечившиеся, вам этого не понять, этого не передашь словами, это надо испытать, пережить.

В некотором смысле нечто подобное происходит и с мистикой, ее опыт, ее озарение не передается словами.

Мы застыли на пороге: и в одном случае (mutatis mutandis[231]), и в другом.

Я знаю. Но не понимаю... ибо не убедился на собственном опыте, не пережил.

Я знаю, верю, хочу верить, что так оно и есть, но не понимаю; не могу пережить.

Сколько же лет надо провести в аскезе, чтобы достичь озарения, прожить жизнь Иисуса, слиться с ним, жить вместе с ним, носить в себе?.. Возможно, целую жизнь. Возможно, дольше, чем жизнь. Или же, как я уже сказал, обладать мгновенной интуицией.

Психоаналитического озарения можно добиться всего за несколько лет.

Это не столь длинный путь, как мистический опыт.

* * *

Психоаналитик Лакан[232] сделался к концу жизни слабоумным старцем.

Не знаю ни единого случая, чтобы одряхлел святой.

* * *

Кто-то спрашивал меня: какая душа угодна небу? Душа двухлетнего ребенка? Молодого человека двадцати лет? Сорокалетнего взрослого? Восьмидесятилетнего старца? Но душа не экзистенциальна. Душа — сущность бытия. Она не формируется в процессе существования, она предшествует ему. Сущность предшествует существованию. Существование не может пред-шествовать сущности. Человек наделен душой с рождения, как в знаменитом романе «Аромат»[233]. Но тогда встает проблема предопределенности. Так считает, видимо, и автор «Аромата»: в романе запах и есть человеческая сущность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Американский историк, политолог, специалист по России и Восточной Европе профессор Даллин реконструирует историю немецкой оккупации советских территорий во время Второй мировой войны. Свое исследование он начинает с изучения исторических условий немецкого вторжения в СССР в 1941 году, мотивации нацистского руководства в первые месяцы войны и организации оккупационного правительства. Затем автор анализирует долгосрочные цели Германии на оккупированных территориях – включая национальный вопрос – и их реализацию на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, на Кавказе, в Крыму и собственно в России. Особое внимание в исследовании уделяется немецкому подходу к организации сельского хозяйства и промышленности, отношению к военнопленным, принудительно мобилизованным работникам и коллаборационистам, а также вопросам культуры, образованию и религии. Заключительная часть посвящена германской политике, пропаганде и использованию перебежчиков и заканчивается очерком экспериментов «политической войны» в 1944–1945 гг. Повествование сопровождается подробными картами и схемами.

Александр Даллин

Военное дело / Публицистика / Документальное