Читаем Противоядия полностью

Если бы у наивного автора еще теплилась надежда на обзаведение друзьями среди братии, занимающейся цензурой и критикой, и на обращение этой критики себе на пользу, чтобы она открыла ему глаза на его собственное творчество, и если бы он был в придачу автором пьесы «Носорог», его сердце переполнилось бы смятением и разочарованием — настолько разошлись мнения об этой пьесе. Противоречия вызвали и ее драматургические достоинства, и построение, и смысл, который в ней можно отыскать, и значение, и режиссура, и возможность идентифицировать автора и главного героя. Наконец дошло до того, что одни упрекали автора за ангажированность его пьесы, усматривая в ней «идею», тогда как другие по тем же причинам засыпали его похвалами, а третьи пришли к выводу, что никакой идеи в пьесе не содержится и что для одних хорошо, для других, наоборот, хуже некуда!

С точки зрения одного молодого критика из нового театрального журнала, мой текст ничего не стоит, представляя собой отречение автора от любых лавров; к счастью, прекрасная режиссура Жана Луи Барро и отличная игра актеров более или менее отстояли лицо спектакля. Другой критик счел, что пьеса могла бы иметь немалое значение и большую силу; к сожалению, все испортил режиссер — из-за него значение произведения принижено. Известная женщина-критик нашла в пьесе строгость, жизненность, гладкий сюжет, безукоризненную структуру и классическую фактуру. Один называет ее шедевром, другой утверждает, что это далеко не шедевр (как будто всякое произведение должно быть либо шедевром, либо пустым местом), ибо «он», то есть я, не имеет представления о технике диалога, об ухищрениях, обеспечивающих прогресс действия, о чередовании ритмов, о заполнении пустот и т. д.

Провинциальные критики и парижские корреспонденты марокканских и алжирских газет высказываются яснее и категоричнее: просто стыдно, говорят они, показывать публике такие глупые и грубые шутки, не имеющие ни малейшего смысла, жалкую клоунаду, вызывающую зевоту, недостойную «Театр де Франс» и труппы Жана Луи Барро[30]. Ну, и так далее. А вот мнение простого налогоплательщика, которое, без сомнения, разделяют и многие другие налогоплательщики,—он поделился им во время премьеры со своей соседкой, а потом написал в газету: «Просто несчастье, что это — театр, субсидируемый государством, что на наши деньги ставят такое, а мы знай себе платим налоги!»

С точки зрения некоторых критиков, ограничившихся умеренными замечаниями, первая часть пьесы хороша: «Словесного бреда, столь милого сердцу Ионеско, его сжатого времени, безжалостного анализа механизма общих мест хватает только на первую часть спектакля». Дальше же, «не стоит заблуждаться — продолжительная бессмысленная болтовня и скука». Хороша первая часть спектакля и в постановочном от-ношении: она «забавна и подвижна». Другой же критик— философ, и ему первый акт, напротив, показался нагромождением нелепостей, «хотя первоклассная режиссура и исполнение доставили мне некоторое удовольствие. Но, начиная с середины второго акта, со мной — как, наверное, и с другими — произошло нечто необъяснимое, словно я оказался по другую сторону занавеса, и то, что было только что всего лишь театром абсурда, внезапно стало восприниматься как бы изнутри, обретя неопровержимый смысл и значение; с этого момента и до самого финала я сидел, затаив дыхание... По-моему, этот спектакль надо посмотреть обязательно. Но, естественно, надо идти на него подготовленным к изумлению и даже раздражению, которые вызывает первая часть... Во всяком случае, с точки зрения театрального мастерства это поразительная удача, которой, кстати, самым эффективным образом способствует искуснейшая режиссура...» Этого мнения не разделяет другой критик, тоже философ, который, благосклонно отнесясь к пьесе как таковой, счел, что «постановка в «Одеоне» великолепна, но ни обстановка великого театра, ни исполнение не идут произведению на пользу. Затянутый первый акт, слишком сложные декорации, слишком тяжелая и конкретная музыка делают «громоздкую машину» из этой пьесы, глубина которой будет ощущаться гораздо лучше, если убавить высоту и ширь».

Перейти на страницу:

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Американский историк, политолог, специалист по России и Восточной Европе профессор Даллин реконструирует историю немецкой оккупации советских территорий во время Второй мировой войны. Свое исследование он начинает с изучения исторических условий немецкого вторжения в СССР в 1941 году, мотивации нацистского руководства в первые месяцы войны и организации оккупационного правительства. Затем автор анализирует долгосрочные цели Германии на оккупированных территориях – включая национальный вопрос – и их реализацию на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, на Кавказе, в Крыму и собственно в России. Особое внимание в исследовании уделяется немецкому подходу к организации сельского хозяйства и промышленности, отношению к военнопленным, принудительно мобилизованным работникам и коллаборационистам, а также вопросам культуры, образованию и религии. Заключительная часть посвящена германской политике, пропаганде и использованию перебежчиков и заканчивается очерком экспериментов «политической войны» в 1944–1945 гг. Повествование сопровождается подробными картами и схемами.

Александр Даллин

Военное дело / Публицистика / Документальное