Противостояние

– Оказавшись за городом, я, как и говорил дворник, увидела завод и поле. Куда дальше идти, не знала и решила перейти дорогу, т.к. возле колосившейся пшеницы увидела яркие васильки и маки. Со смерти родителей дороги боюсь любой, и большой и малой. Все чудится визг колес и скрежет металла. Сначала я долго стояла и ждала пока машин на дороге совсем не станет. Потом, помолившись и перекрестив путь впереди себя, бегом перебежала. До чего Господь искусен, слава Ему. Цветы еле заметно качали головками под дуновение слабого ветерка. Я их и целовала и гладила, руками обнимала. Везде летали пчелы, мошки, ползали разноцветные букашки. Я увидела цветок с живыми лепестками, а это в центре мака сидела большая бабочка удивительной красоты. Я хотела её потрогать одним пальчиком, но эта красавица стала перелетать с места на место и сидела, как будто ждала меня, пока я не подойду. Я и не заметила, как оказалась на другой стороне поля. Бабочка не полетела ни в лес, ни обратно на поле, а повернула налево, чуть посидела на низкой зеленой травке и, поднявшись вверх, сделав большой круг над дорогой, улетела вдоль леса. Я поняла, что это Боженька указывает путь к моему дому. Сколько шла, не помню. Очень хотела есть и пить. Вспоминала, как Иисус Христос и Его ученики рвали колосья и ели зерна. Попробовала и я. Понравилось. Пшеница ещё не совсем твердая, жевалась легко. Проходила мимо кукурузного поля, сломала початок и ела сладкие кукурузные зерна. К вечеру стало темнеть и холодать. Страх начал пощипывать за плечи. Слезы снова закапали из глаз: Матушка, Богородица. Найди меня и спаси. Опомнилась от того, что где-то вдали услышала звон церковных колоколов. Это звонили в нашем монастыре к вечерней службе. Звон своих колоколов я отличу от сотни других звонниц. Вот и ориентир появился. Идти надо было ещё долго, но я уже знала точно, куда. А уж, когда впереди замаячили строения храма и всей обители, стала звать: сначала от бессилия, почти шепотом, а потом всё громче и громче: Матушка, матушка… Из темноты сначала появились руки, обняли меня, обхватили и прижали к себе.

– Тихо. Тихо. Я здесь. Не кричи. Тут за тобой уже приезжали. Мы с сестрами ходим по полям и дорогам возле монастыря, чтобы уберечь тебя от них. И Агафью опросили звонить в колокола подольше. Все молились Богу, чтобы ты не заблудилась. Дабы никто не обидел нашу птичку. Будь как мышка. Мы пройдет в проем в заборе.

Радость захлестнула меня всю. Я целовала матушку: Матушка, миленькая, не отдавай меня пожалуйста.

– Не бойся. Я уже подготовила все документы. Пока ты там была, я тоже не сидела сложа руки. Теперь тебе только придется в их присутствии дать согласие, что я буду тебя опекать. А теперь притихни.

Я замерла, казалось, что даже дышать перестала.

– Давай быстренько пробирайся, а я закрою дыру и обойду кругом.

Проскользнув ужиком на территорию монастыря, я знакомыми путями, не боясь, побежала во всю прыть. Мать-келейница заметила меня первой:

– Ах ты, Слава тебе Боже.

Она позвала молодую послушницу:

– Скажи Агафье, что нашлась. Пусть подаст на колокольне сигнал, что сестры могут возвращаться.

Сбежались все. Окружили, гладят меня, славят Царицу Небесную. Вышла вся переволнованная матушка:

– Все по своим делам, а вы Евдокия и Ирина помойте

Софью и положите её спать. Сестры склонили головы:

– Благословите, матушка.

Она осенила их православным крестным знамением, и

всё снова пошло своим чередом.

Вот такая история.

Потом ещё несколько раз приезжали различные

чиновники, осматривали мою келью. Проверяли условия моего содержания. Крутили носом и все настаивали, что мне здесь не место и нужно вернуться в детдом, т.к. там дети, учителя и врачи. Я мычала как теленок:

– Не, не, не. Не пойду. И вцепившись в матушкин подол, не отходила ни на шаг. Теперь в монастыре я живу на законных основаниях. Ещё и платят какие-то копейки на моё содержание. Матушка их кладет на книжку, но с этими событиями в

стране все деньги пропали.

Ну я пошла. Там уже сестры заждались.

Отпустив рассказчицу, я задумалась. Вот это настрадался ребёнок, а я, здоровая кобыла, всё ною и страдаю, что мне плохо и не так живу, как люди.

Следующая неделя пролетела как один день. В воскресенье все заключенные, кроме наказанных и особенно буйных приводили себя в порядок и тоже готовили какие-то подарки. Каждая приготовила от себя записку. Все ждали эту страдалицу. А её всё не было. Уже и повечерело, пора было идти на вечерний обход, а от ворот ни звука ни стука. Стало понятно, что не придет она сегодня.

Посыпались различные предположения:

– Может, её матушка не благословила сегодня.

– Может, заболела, а может, ей рожи наши не понравились все-таки.