Протопоп Аввакум и начало Раскола

Причиной, вызывавшей эти раздоры, были, вероятно, различные отголоски посланий, написанных Аввакумом и Федором и распространенных среди различных христианских общин. Теперь все это касалось не только неизвестных лиц: вовлеченными в спор оказались Ефрем Потемкин и Игнатий Соловецкий. Вопрос приобретал неожиданную широту. Игнатий проповедовал уже давно, одинаково, как и его собратия, что «титло» Исус Назорей Царь Иудейский (ИНЦИ), появившееся на крестах со времен Никона, соответствующее латинским начальным буквам I.N.R.I., вместо букв ИС ХС уничижает Сына Божия, низводя его до простого человека[1815]. Между прочим, тот же Игнатий, по-видимому, поддался арианству, подчиняя Сына Отцу[1816]. Что же касается Ефрема, то можно было заключить из его формулировок, что Бога можно изобразить или определить человеческими выражениями[1817]. Это имело отношение к тому сравнению, с помощью которого Федор пытался объяснить Троичность. Человеческая душа одна, однако она трехсоставна: разум, речь и дух, и речь рождается дважды, сначала невидимо в недрах разума, а затем плотски исходит из уст[1818]. Аввакум не допускал этого антропоморфного богословия, и, таким образом, возник спор о природе души; протопоп, будучи твердым реалистом, утверждал, что она едина, а не трехсоставна и, между прочим, до некоторой степени имеет плотские черты, развивая материальную энергию; следовательно «не по естеству божественному душа имать естество»[1819].

Раздумывая над другими предметами, оба противника, естественно, обнаруживали новые расхождения.

В начале Литургии верных Великий вход, когда священник и дьякон несут чашу и дискос с жертвенника на престол, всегда сопровождается в восточных литургиях необычайной торжественностью: каждением, пением Херувимской, торжественным шествием духовенства, паде нием ниц присутствующих; эта торжественность доходит до такой степени, что русское благочестие смешивало в своем благоговении несомые просфоры, в этот момент лишь просто приготовленные для освящения, с уже освященными Святыми Дарами. Никон в своей «Скрижали» указал на это заблуждение и запретил падение ниц во время Великого входа[1820]. Никита же в своей Челобитной протестовал против этого, доказывая и повторно утверждая, очень категорически, что в этот момент «те переносимыя тайны самое тело Христово, иже нас ради на кресте закланное, и самая его боготочная кровь»[1821]. За его Челобитной последовала большая Соловецкая челобитная[1822]. Очень внушительным доводом в подтверждение этого представления служили слова Херувимской: «Всякое ныне житейское отложим попечение, яко Царя всех подъемлюще…» Федор очень правильно рассуждал, что хлеб и вино могли пресуществляться в Тело и Кровь Христовы только в силу установленных слов, произносимых над ними священником. Между прочим, это было ясно написано в книгах, почитаемых всеми старообрядцами, как, например, в «Кирилловой книге» и в «Катехизисе» Петра Могилы и т. д. Аввакум и Лазарь возражали, вероятно, что это значило говорить, как Никон и книга «Жезл правления», и утверждали, что с момента проскомидии пресуществление уже было совершено. Федор был подкреплен в правильности своего положения видением. Он уточнил, что торжественное шествие во время Великого входа является знаком почитания креста, печать которого находится на просфорах, и благоговейного поклонения перед снятием с Креста и положением во гроб, которые и изображаются шествием, и что, несмотря на высказывания некоторых никониан, такое отношение должно продолжать существовать по-прежнему[1823]. Его противники не признавали себя убежденными, причем это было не из-за упрямства или вздорности с их стороны, но скорее из-за некоторой религиозной интуиции, которая не находила себе надлежащей формулировки, ибо и современные литургисты не могут объяснить Великий вход иначе, как воспоминанием о тех временах, когда на престол приносили частицу Святых Даров, освященную на предыдущей литургии[1824].

Федор проповедовал, что единственное основание церкви – это Христос. Аввакум же, который также остерегался впасть в «латинскую ересь», все-таки не мог забыть слов: «Ты еси Петр, и на сем камне созижду церковь Мою». Без сомнения, вина Федора была в односторонности, так как мало верится, чтобы Аввакум видел в Петре единственное основание церкви, помимо Христа; но по этому поводу у нас нет других сведений[1825].