Протопоп Аввакум и начало Раскола

Посем всем верующим, видевшим нас и не видевшим лица нашего, от мала и до велика, мужем и женам, юношам и девам, старцем со младенцы, рабом и свободным, богатым и нищим, славным и неславным, всякому возрасту и всякому человеку, аз, грешный протопоп, и вся горкая братия попремногу челом бьем, и, мир дав и благословение, паки целуем всех вас о Христе Исусе целованием духовным, и плеснам касаемся ног ваших.

Стойте, Господа ради, в вере твердо и не предавайте благоверие отец наших о Христе Исусе, Господе нашем, Ему же слава во веки. Аминь.

А о последнем антихристе не блазнитеся – еще он, последней чорт, не бывал: нынешния бояре ево комнатныя, ближния дружья, возятся, яко беси, путь ему подстилают, и имя Христово выгоняют. Да как вычистят везде, так Илия и Енох, обличители, прежде будут, потом антихрист во свое ему время»[1665].

В эту трагическую минуту, от которой зависела сама судьба старой веры, Аввакум давал своим приверженцам от имени всех пустозерских отцов точные указания: вплоть до того, как держать себя перед судьями, указания в высшей степени мудрые. Тут фигурировала и стойкость, но отнюдь не вызывающая; тут и глубоко христианские наставления: в ожидании возможного мученичества соблюдать ежедневно целомудрие, милосердие и скромность и прощать обидчикам как в отношенях между собой, среди своей малой паствы, так и по отношению к гонителям. Наконец, на важный вопрос о времени пришествия антихриста он давал без обиняков определенный ответ: он успокаивал тревогу. Это письмо было послано и дошло по адресу «на всем лице земном», в этом нельзя сомневаться при большом количестве сохранившихся списков. Но Аввакум был способен писать и в другом тоне. Вот небольшое письмо, написанное им в самый разгар гонения, но еще до того момента, как в Пустозерск пришла весть об аресте Морозовой:

«Афанасий, не умер ли ты? До как умерет: Афанасий безсмертие толкуется. Носи гораздо пироги-те по тюрьмам-тем.

А Борис Афанасьевич еще ли Троицу-ту страха ради не принял? Жури ему: боярин-де-су, одинова умереть, хотя бы, то-де, тебя, скать, по гузну-тому плетми-теми и побили, ино бы не какая диковина, – не Христова бы кровь пролилас – человечья!

А Хованской князь Иван Болшой изнемог же. Чему быть! не хотят отстат от Антиоха-тово Египетскаго; рафленые куры, да крепкие меды как покинуть? Бедненкие, – увязают в советех, яж умышляют грешники, да покинут будет и не хотя, егда повелит Господь расторгнути душу с телом.

Аще Илия и Енох не вкусили смерти плотски, но при антихристе и те плотию постраждют и, на стогнах убиты полежав три дни и пол, оживут паки и на небо взыдут.

Видиш ли: толикия светила смерть плотски вкусят. А мы когда безсмертни будем?

Ну, Афанасей, прости. Спаси Бог тя за пироги; моли Бога о мне. Мир ти и благословение от всех нас, а от меня и поклон с любезным целованием»[1666].

Глава XIV В земляной тюрьме. Споры и труды (1670–1674)

I Богословские споры