Процесс

– Нет никаких сомнений, – сказал К. очень тихо, потому что ему нравилось напряженное внимание зала: в этой тишине было больше одобрения, чем в самых восторженных аплодисментах. – Нет никаких сомнений, что за всеми решениями этого суда, а в данном случае – и за моим арестом, и за телефонным уведомлением, и за сегодняшним разбирательством стоит некая большая организация. Организация, которая имеет в своих рядах не только продажных надзирателей и их дураков-начальников, не только скромных – скажу так, чтоб не обидеть – следственных судей, но и судейских высокого и высшего ранга с их неизбежной свитой – обслугой, писцами, жандармами и прочими помощниками, а может быть, не побоюсь этого слова, даже и палачами. И в чем же задача этой организации, господа? В том, чтобы подвергать аресту невиновных и вести против них бессмысленные и в большинстве случаев, в том числе и в моем, безрезультатные разбирательства. Как же в условиях этой бессмыслицы избежать самой ужасающей коррупции среди должностных лиц? Это невозможно, даже судья самого высокого ранга не смог бы при всем желании от нее уберечься. Поэтому и пытаются надзиратели украсть одежду, снятую с арестованных, поэтому их начальники вламываются в чужие квартиры, поэтому невиновные люди вместо допроса подвергаются унижениям перед полным залом. Надзиратели рассказали мне о складах, куда свозят имущество арестованных. Хотелось бы мне увидеть эти складские помещения, где лежит мертвым грузом заработанная тяжким трудом собственность арестантов, которую еще не разворовали жуликоватые работники!

Речь К. прервали стоны в дальнем конце зала. Чтобы рассмотреть, в чем дело, пришлось приложить ладонь козырьком ко лбу: мутный дневной свет делал дымку белесой и слепил глаза. К. различил прачку, в которой углядел существенную помеху еще в тот момент, когда она вошла. Виновата ли она и в этот раз, понять было невозможно. К. увидел лишь, что расстегнутая блуза висит у нее на талии и что какой-то мужчина затащил ее, одетую выше пояса в одно исподнее, в угол у самой двери и притянул к себе. Но стонала не она: стонал мужчина, широко раскрыв рот и глядя в потолок. Вокруг них собралась небольшая толпа, а зрители с ближней к ним стороны галереи, похоже, радовались, что серьезность, которую придал собранию К., была таким образом развеяна.

В первый момент К. хотел немедленно бежать туда, думая, что и остальным будет на пользу, если восстановится порядок и парочку хотя бы удалят из зала, но первые ряды перед ним оставались плотно сомкнутыми и никто не тронулся с места, чтобы пропустить К. Наоборот, ему мешали, старики хватали его, а чья-то рука – он не успел обернуться, чтобы заметить чья, – вцепилась ему сзади в воротник.

К. уже и не думал о парочке – он чувствовал, что его свобода ограничена, что теперь-то он и в самом деле арестован. Не думая о последствиях, он спрыгнул с помоста и оказался лицом к лицу с толпой. Выходит, он неверно понял этих людей? Переоценил влияние, которое оказала на них его речь? Не была ли она неуместной – и, когда он добрался до выводов, не утомила ли публику эта неуместность? Ну и лица вокруг! Бегающие черные глазки, обвисшие щеки, как у пьяниц, длинные, жесткие, редкие бороды – захочешь в такую вцепиться, поймаешь лишь воздух в кулак. А под бородами – К. только что это обнаружил – на лацканах фраков поблескивали значки различных размеров и цветов. Насколько он мог видеть, у всех были такие значки. Все они были заодно, группировки слева и справа ему только померещились; резко обернувшись, он заметил такой же значок на лацкане у следственного судьи, который спокойно смотрел вниз, сложив руки на коленях.

– Так вот в чем дело! – воскликнул К., воздев руки, поскольку внезапное открытие требовало выхода. – Вы все чиновники, как я вижу. Вы и есть та продажная шайка, против которой я выступал, вы все притащились сюда подслушивать и вынюхивать, притворились, что разбились на партии, и одна из них аплодировала, чтобы меня проверить, – вы хотели понять, как ввести в заблуждение невиновного человека. Что ж, надеюсь, вы здесь не напрасно теряли время, надеюсь, вас развлекло, что невиновный ожидал от вас защиты, или… пустите меня, а то ударю! – крикнул К. трясущемуся старику, который притиснулся к нему особенно близко. – Или, может быть, вы и в самом деле узнали кое-что новое. Желаю успехов на службе.

Он схватил свою шляпу, лежавшую на краю стола, и в наступившей – вероятно, от неожиданности – тишине стал протискиваться к выходу. Следственный судья, однако, опередил его и уже ждал у двери.

– Минутку, – сказал он.

К. остановился, глядя не на судью, а на дверь, за ручку которой он уже взялся.

– Хочу лишь довести кое-что до вашего сведения, – сказал следственный судья. – Вы, возможно, этого еще не осознали, но сегодня вы лишили себя тех возможностей, которые допрос всегда предоставляет арестованному.

К. рассмеялся, все еще не сводя глаз с закрытой двери.