В общем, процесс закрыт не только для общественности, но и для обвиняемого. Естественно, закрыт настолько, насколько это вообще возможно, – но на деле возможности весьма широки. Обвиняемый не имеет доступа к материалам суда, а разобраться в ходе допросов, на основании чего они ведутся, довольно трудно, особенно для обвиняемого – лица заинтересованного и постоянно отвлекаемого всевозможными заботами. Вот тут-то и берется за дело защита. На допросах защитнику обычно присутствовать не разрешается, поэтому он должен немедленно после допроса и, если это возможно, сразу за дверью кабинета следователя расспросить обвиняемого о ходе допроса и из его рассказов, зачастую запутанных, извлечь полезные для защиты сведения. Но это не главное – таким путем немногое можно выяснить, хотя, конечно, человек дельный и тут выяснит больше прочих. Самое главное – личные связи адвоката, в них-то и есть главная ценность защиты.
Ведь К. и из собственного опыта уже знает, что низшие уровни судебной иерархии невозможно полностью очистить от недобросовестных и корыстных чиновников, вследствие чего в стене, которой ограждает себя суд, возникают проломы. В них-то и протискиваются самые разные адвокаты – подкупают, выведывают, в прежние времена, случалось, они и судебные дела воровали. Невозможно отрицать, что такими способами можно добиться весьма удивительных результатов для обвиняемого, и стряпчие хвастают успехами, заманивая новых клиентов, но для дальнейшего хода процесса успехи эти бесполезны, а то и вовсе вредны. Настоящую ценность имеют только честные личные отношения, причем исключительно с высшими чинами – конечно, тут имеются в виду высшие из низших. Только так можно повлиять на ход процесса, пусть поначалу и незаметно, но в дальнейшем все более явно. На это способны, естественно, лишь немногие адвокаты, и в этом смысле К. сделал удачный выбор. Может быть, от силы несколько других адвокатов могли бы похвастаться такими же связями, как у доктора Хульда. Их не интересует компания, которая собирается в адвокатской палате, и они не имеют с ней никаких дел. Тем теснее их связь с судейскими чиновниками. Д-ру Хульду не обязательно ходить в суд, дожидаться в приемной случайной встречи со следственным судьей и, в зависимости от настроения последнего, добиваться лишь видимости успеха, да и то в лучшем случае. Нет, К. сам имел возможность убедиться, что чиновники, причем высокого ранга, приходят сами, добровольно – либо открыто, либо в форме ясных намеков – снабжают его сведениями, обсуждают дальнейший ход процесса, даже иногда позволяют себя переубедить и уж в любом случае с готовностью выслушивают чужое мнение. Впрочем, что касается последнего, не стоит им слишком уж доверять – сколь бы внятно ни была высказана их новая, выгодная для обвиняемого точка зрения, они, возможно, отправятся прямиком в канцелярию и на другой же день дадут противоположное заключение, даже более суровое к обвиняемому, чем их первоначальная позиция, от которой они якобы совершенно отошли. Тут уж никак не выкрутишься: ведь все, что они сказали с глазу на глаз, остается между нами и не может иметь никаких публичных последствий, даже если защита и не очень-то ищет благосклонности этих господ.
С другой стороны, верно и то, что эти господа имеют дело с квалифицированной защитой не только из любви к ближнему или из дружеских чувств к защитнику, а в гораздо большей степени заботятся о себе самих. Здесь проявляется недостаток суда, основополагающий принцип которого – закрытость. Чиновникам не хватает связи с населением. Они хорошо подготовлены к рядовому, среднему процессу, такой процесс у них сам собой катится, как по рельсам, только иногда приходится его легонько подтолкнуть, – но в совсем простых случаях, как и в особенно сложных, они часто теряются. Из-за того, что они вечно сосредоточены на писаных законах, в области человеческих отношений чутье им отказывает, а в таких делах без него не обойтись. Тогда-то они и идут за советом к адвокатам, а за ними клерк несет бумаги, те самые, что обычно держат в секрете. Вот у этого окна иной раз можно увидеть самых неожиданных людей – стоят они и смотрят на улицу, скорбя, пока адвокат за письменным столом изучает дело, чтобы дать им хороший совет.