Процесс

Адвокат же, вместо того чтобы спрашивать, сам что-то рассказывал или сидел молча, немного наклоняясь к нему через письменный стол, – вероятно, потому что плохо слышал, – а попутно подергивал себя за бороду и то и дело посматривал на ковер, может быть, на то самое место, куда К. повалился вместе с Лени. Иногда он зачем-то поучал К., словно ребенка, – мол, надо пораньше ложиться спать, не носить такой дорогой одежды, составить завещание, дома пользоваться не электрическим светом, а лишь свечами, и так далее. Ни за эти бессмысленные поучения, ни за прочие скучные речи К. не собирался при окончательном расчете платить ни копейки.

Решив, что достаточно унизил К., адвокат обычно принимался его ободрять. Говорил, что выиграл полностью или частично много подобных процессов – пусть и не таких тяжелых, как нынешний, но внешне еще более безнадежных. Перечень этих процессов у него здесь, в ящике стола – тут он похлопывал по какому-нибудь из ящиков, – но показать документы он, к сожалению, не может, служебная тайна. И все же огромный опыт, приобретенный в ходе этих процессов, разумеется, будет использован во благо К. Само собой, он, адвокат, сразу взялся за дело, и первое ходатайство уже почти готово. Оно играет очень важную роль, потому что первое впечатление, произведенное защитой, часто определяет весь ход процесса. К сожалению – и К. следует об этом знать – иногда случается, что суд вовсе не читает первые ходатайства. Их просто подшивают к делу и ссылаются на то, что в первое время допросы и наблюдение за обвиняемым важнее любой писанины. А если ходатай проявляет настойчивость, добавляют, что перед приговором рассматриваются в совокупности все собранные материалы, в том числе и эти первые ходатайства. Впрочем, к сожалению, это по большей части не так – первые ходатайства обычно подшивают не туда или вовсе теряют, и даже когда они сохраняются до самого конца, то, по слухам, их едва ли прочитывают. Все это достойно сожаления, но в чем-то оправданно: К. не стоит упускать из виду, что процесс непубличный, – суд может, если сочтет нужным, его открыть, но законом публичность не предписана. Вследствие этого и материалы суда, в первую очередь обвинительное заключение, недоступны обвиняемому и его защите, так что им или по большей части, или вообще непонятно, против чего возражать в первом ходатайстве; в нем лишь случайно может обнаружиться нечто имеющее отношение к делу. По-настоящему существенные и подкрепленные доказательствами ходатайства можно составить разве что позже, по мере того как в ходе допросов обвиняемого выясняются или угадываются отдельные пункты обвинения и их обоснования.

При таких обстоятельствах защита, естественно, оказывается в крайне невыгодном и сложном положении. Но и это не случайно. Закон не столько разрешает, сколько терпит защиту, и даже о том, насколько то или иное положение закона можно истолковать в духе такой терпимости, идут споры. Поэтому, строго говоря, не существует адвокатов, признанных судом, – все, кто выступает перед судом в этом качестве, по сути, лишь стряпчие без всякого статуса. Это, конечно, сказывается на их положении. Когда К. в следующий раз окажется в судебной канцелярии, может сам ради интереса заглянуть в адвокатскую палату. Вид компании, которая там собирается, наверняка заставит его содрогнуться.

Да и сама выделенная им тесная комната с низким потолком свидетельствует о презрении, которое питает к этим людям суд. Свет попадает в палату лишь через маленькое отверстие, расположенное к тому же так высоко, что даже если захочешь выглянуть, приходится договариваться с коллегой, чтобы тот подставил спину, – но и тогда только нанюхаешься дыма из выведенной поблизости каминной трубы, а все лицо заляпает сажей. Еще пример, свидетельствующий о состоянии этой палаты: в полу уже больше года дыра – целиком в такую не провалишься, но одной ногой запросто можно угодить. Адвокатская палата находится на втором чердачном этаже, и если случается такая неприятность, нога свешивается на первый чердачный этаж, прямо в коридор, где ждут просители. Так что если в адвокатских кругах такие условия называют постыдными, это вовсе не преувеличение. Жалобы в управление делами ни к чему не приводят, при этом адвокатам строжайше запрещено что-либо менять в комнате за свой счет.

Но и такое обращение с адвокатами имеет свои причины: защиту стараются, насколько возможно, исключить из процесса и все заботы возложить на самого обвиняемого. В сущности, ничего страшного в этой позиции нет, главное – не делать из нее ложного вывода, что в этом суде адвокаты обвиняемым ни к чему. Напротив, ни в каком другом суде в них нет такой необходимости, как здесь.