Кстати, именно при таких обстоятельствах можно увидеть, насколько серьезно эти господа относятся к своей работе и в какое отчаяние их приводят препятствия, которые они по своему природному складу неспособны преодолеть. Их положение тоже непростое, не надо судить о них превратно – будто им приходится легко. Служебная лестница в суде бесконечно длинна, и никто, кроме посвященных, не видит ее полностью. Хотя судебное производство в целом скрыто от глаз нижестоящих чиновников, а потому они почти никогда не могут как следует разобраться в мелких деталях дел, над которыми работают. Когда дело попадает в их поле зрения, они не знают, откуда оно взялось, а когда исчезает – не знают куда. В результате от этих чиновников ускользает понимание, как из отдельных стадий процесса складываются окончательное решение и его обоснование. Они могут иметь касательство к той лишь части процесса, которая отведена для них законом, и часто знают о дальнейшем – в том числе о результатах своей работы – меньше, чем защита, которая, как правило, поддерживает связь с обвиняемым почти до самого завершения процесса. Так что и в этом смысле чиновники могут узнать от защиты много ценного.
Зная все это, заключал адвокат, стоит ли удивляться раздражению чиновников, которое – а такой опыт есть у каждого – часто проявляется в форме, обидной для других участников процесса? Все чиновники раздражены, даже когда внешне кажутся спокойными. Конечно, больше всего от этого страдают мелкие адвокаты. Рассказывают, например, такую историю, весьма похожую на правду. Один старик-чиновник, добропорядочный, спокойный господин, весь день и всю ночь изучал сложное дело, которое особенно запутали ходатайства адвоката: эти чиновники на самом деле трудолюбивы, как никто. Ближе к утру, после двадцати четырех часов не слишком, вероятно, результативной работы, он пошел к главному входу, устроил там засаду и каждого адвоката, пытавшегося войти в здание, спускал с лестницы. Адвокаты собрались у нижней ступеньки и стали советоваться, что делать. С одной стороны, требовать, чтобы их впустили, они никакого права не имели, а потому юридически ничего против чиновника предпринять не могли – к тому же, как уже упоминалось, им следовало вести себя осторожно, чтобы не настроить против себя судейских. С другой стороны, каждый день, проведенный вне суда, для них потерян, так что им хотелось непременно пробиться внутрь. Наконец они договорились взять старика измором. Один за другим взбегали адвокаты по лестнице, чтобы, оказав по возможности лишь пассивное сопротивление, снова скатиться вниз, где их подхватывали коллеги. Так продолжалось примерно час. Наконец старик – а он и так уже был утомлен ночной работой – и в самом деле устал и вернулся к себе в канцелярию. А там, внизу, поначалу не верили, что он и вправду ушел, и один адвокат отправился посмотреть, все ли чисто за дверью.
Только тогда все они зашли внутрь и, вероятно, не осмелились даже роптать. Потому что адвокаты – а даже самые мелкие из них хотя бы частично понимают, как все устроено, – совершенно не хотят ни добиваться каких-то улучшений в работе суда, ни сами их вводить; что же касается обвиняемых, тут немаловажно отметить: почти все они, даже люди совсем простые, с первого дня процесса начинают думать, какие бы предложить улучшения, и часто тратят на это время и силы, которые можно было бы использовать гораздо разумнее. Единственно правильный путь – приспосабливаться к имеющимся условиям. Даже если бы можно было улучшить какие-то мелочи – что, впрочем, не более чем нелепое прожектерство, – в лучшем случае этим можно добиться какой-то пользы для будущих обвиняемых, но себе навредить неизмеримо больше, привлекая особое внимание злопамятных чиновников. Ни в коем случае не привлекать внимания! Вести себя спокойно, даже когда это противоречит твоему разумению! Надо попытаться понять, что весь этот огромный судебный организм всегда находится в движении и если человек самостоятельно что-то изменит на своем месте, то выбьет у себя почву из-под ног и упадет, а большая система легко исправит эту мелкую поломку, найдет замену где-то в другом месте – все ведь связано – и останется неизменной, а то и станет, что еще вероятнее, даже более закрытой, более бдительной, более строгой, более зловредной. Так что лучше предоставить возможность действовать адвокатам и не мешать им.