В подобных речах адвокат был неистощим. Они повторялись при каждой встрече. Всякий раз намечался прогресс, но сообщить, в чем он состоит, никогда не представлялось возможным. Работа над первым ходатайством продвигалась, но оно все не было готово, что при каждом следующем визите представлялось как большая удача: ведь в прошлый раз время для подачи ходатайства было крайне невыгодным, чего никак нельзя было знать заранее. И если К., вконец измотанный речами, осмеливался заметить, что дело, даже учитывая все трудности, продвигается очень медленно, ему возражали, что вовсе не так уж медленно, но, обратись он к адвокату своевременно, оно продвинулось бы гораздо дальше. Тут он оплошал, и эта оплошность будет стоить ему не только потерянного времени.
Приятное разнообразие в визиты к адвокату вносила лишь Лени, которая всегда исхитрялась принести адвокату чай именно в присутствии К. Тогда она останавливалась позади К., будто бы наблюдая за адвокатом, который, наливая и отпивая чай, с какой-то жадностью склонялся над чашкой, и незаметно позволяла К. подержать ее за руку. Все молчали. Адвокат пил чай, К. сжимал руку Лени, а она иногда осмеливалась тихонько погладить его по волосам.
– Ты еще здесь? – спрашивал адвокат, допив.
– Я хотела унести посуду, – говорила Лени.
Последнее пожатие руки, адвокат вытирает рот и с новыми силами начинает забалтывать К.
Чего хотел адвокат – утешить или довести до отчаяния? К. этого не знал, но скоро укрепился во мнении, что его защита попала в плохие руки. Может, адвокат и говорил правду, но было столь же ясно, что сильнее всего он старается вылезти на передний план, ведь раньше он, похоже, никогда не вел такого крупного процесса, каким ему представлялся процесс К. Подозрения вызывали и его настойчивые ссылки на личные отношения с чиновниками. Неужели они используются исключительно во благо К.? Адвокат никогда не забывал упомянуть, что речь идет лишь о нижних чинах, то есть о служащих весьма зависимых, для чьего карьерного роста те или иные повороты процесса, вероятно, могли иметь значение. Уж не используют ли они адвоката, чтобы добиться поворотов, совершенно невыгодных обвиняемому? Может быть, не в каждом процессе – бывают ведь наверняка и такие процессы, в ходе которых они подыгрывают адвокату в обмен на его услуги, им ведь тоже нужно поддерживать его репутацию. Но станут ли они так себя вести во время процесса К., сложного и важного, по мнению адвоката, а в суде сразу вызвавшего повышенное внимание? В том, что они будут делать, больших сомнений не было. Их поведение угадывалось уже по тому, что первое ходатайство до сих пор не было подано, хотя процесс шел уже не первый месяц. Из слов адвоката следовало, что разбирательство все еще на начальной стадии, что, конечно, походило на попытку усыпить бдительность обвиняемого, а потом огорошить его приговором или, во всяком случае, известием, что материалы расследования, завершившегося не в его пользу, передаются в вышестоящую инстанцию.
К. необходимо было браться за дело самому. Именно в моменты беспросветной усталости, как в это зимнее утро, когда мысли становились безвольно тягучими, никуда было не деться от этой уверенности. От его прежнего высокомерного отношения к процессу ничего не осталось. Будь он один на свете, легко было бы не обращать внимания на процесс – но понятно, что тогда и самого процесса не случилось бы. Теперь же дядя потащил К. к адвокату, дело коснулось семьи, его положение стало в какой-то степени зависеть от хода процесса, сам он неосторожно, с непонятным удовольствием разболтал о нем знакомым, чужие люди неизвестно как о нем узнали, отношения с г-жой Бюрстнер менялись по ходу процесса… короче говоря, у К. больше не было выбора, участвовать или уклоняться от участия: он влип, и надо было защищаться. Устал – дело швах.
Впрочем, пока не было причин сильно беспокоиться. Ведь сумел же он за относительно короткое время достичь в банке довольно высокого положения и укрепиться в нем, добившись всеобщего признания, – теперь надо было те же способности применить к процессу, и тогда успех гарантирован. Первым делом, чтобы чего-то добиться, надо решительно отмести любые мысли о своей виновности. Он ни в чем не виновен. Процесс – не что иное, как крупное деловое предприятие, из тех, какие он много раз проворачивал к выгоде банка; это предприятие, чреватое, как водится, разнообразными опасностями, от которых надо застраховаться.