Процесс. Замок (с иллюстрациями Веры Дубровской)

385

— Вот если бы мы, — сказала Фрида медленно, почти умиротворенно, словно зная, что ей ненадолго уделена эта минута покоя на плече у К., но она

хочет насладиться этой минутой сполна, — вот если бы мы с тобой сразу, в ту

же ночь, уехали, мы бы могли жить где-нибудь в безопасности и рука твоя была

бы всегда тут, взять ее можно было бы всегда. Как мне нужна твоя близость, как, с тех пор, что я тебя знаю, мне одиноко без твоей близости; да, твоя близость — единственное, о чем я мечтаю, поверь мне, единственное.

Вдруг в боковом коридорчике послышался голос, это был Иеремия, он

стоял на нижней ступеньке в одной рубахе, закутавшись в платок Фриды.

Растрепанный, с мокрой, будто от дождя, бороденкой, вытаращив с мольбой

и упреком глаза, с раскрасневшимися щеками, рыхлыми, как расползающееся

мясо, с голыми ногами, дрожавшими так, что тряслась бахрома платка, он был

похож на больного, удравшего из госпиталя, и тут уж ни о чем нельзя было

думать, только бы поскорее уложить его снова в постель. Фрида так это и восприняла, высвободилась из рук К. и тут же очутилась внизу, около Иеремии.

От ее близости, от заботливости, с какой она крепче закутала его в платок, от

того, как она торопливо пыталась заставить его вернуться в комнату, у него

сразу прибавилось сил; казалось, что он только сейчас узнал К.

— Ага, господин землемер! — сказал он и умиротворяюще погладил

по щеке Фриду, которая явно не хотела допустить никаких разговоров. —

Извини те, если помешал. Но я очень нездоров, так что мне простительно.

Кажется, у меня жар, меня надо напоить чаем, чтобы я пропотел. Проклятая

решетка у школьного сада, никогда ее не забуду, а потом, уже простуженным, я еще ночью набегался. Жертвуешь своим здоровьем, сам не замечая, да еще

ради самых нестоящих дел. Но вы, господин землемер, не стесняйтесь меня, пойдемте к нам в комнату, посидите около больного и скажите Фриде все, чего

еще сказать не успели. Когда двое привыкших друг к другу людей расходятся, им в последние минуты столько надо сказать друг другу, что третий, особенно

если он лежит в постели и ждет обещанного чая, даже и понять ничего не может. Заходите, я буду лежать тихо.

— Хватит, хватит, — сказала Фрида и потянула его за руку. — Он в жару, сам не понимает, что говорит. Но ты, К., не ходи за нами, очень тебя прошу.

Это комната моя и Иеремии, вернее, только моя, и я тебе запрещаю входить

туда с нами. Ты меня преследуешь, ах, К., зачем ты меня преследуешь? Никогда, никогда я к тебе не вернусь, я вся дрожу, как только подумаю, что это возможно. Иди к своим девицам, они сидят около тебя в одних рубашках, мне все

рассказали, а когда за тобой приходят, они шипят. Видно, ты у них как дома, раз тебя туда так тянет. А я тебя всегда удерживала от них, хоть и безуспешно, но все же удерживала, теперь все кончено, ты свободен. Чудная жизнь тебя там

ждет; может быть, из-за одной из них тебе и придется немного побороться со

слугами, но что касается второй, то ни на земле, ни на небе не найдется никого, кто станет ее отбивать. Ваш союз благословлен заранее. Не отрицай ничего, я знаю, ты можешь все опровергнуть, но в конце концов ничего не будет

386

ф. кафка

опровергнуто. Ты подумай, Иеремия, он все опровергает! — Они понимающе

кивнули и улыбнулись друг другу. — Однако, — продолжала Фрида, — даже

если все было бы опровергнуто, чего бы ты этим достиг, мне-то что за дело?

Что у них там происходит, это их и его дело, но не мое. Мое дело — ухаживать

за тобой, пока ты не поправишься; станешь здоровым, таким, каким ты был, пока К. из-за меня не взялся тебя мучить.

— Значит, вы и вправду с нами не пойдете, господин землемер? — спросил

Иеремия, но тут Фрида, уже не оборачиваясь на К., окончательно увела его

прочь. Внизу виднелась маленькая дверца, еще более низкая, чем двери в коридоре, — не только Иеремии, но и Фриде пришлось нагнуться при входе, —

внутри, как видно, было тепло и светло; послышался шепот, наверно Иере-мию ласково уговаривали лечь в постель, потом дверь захлопнулась.

23.

Только сейчас К. заметил, как тихо стало в коридоре, и не только в той

части, где он был с Фридой, — эта часть, очевидно, относилась к хозяйствен-ным помещениям, — но и в том длинном коридоре, где помещались комнаты, в которых раньше так шумели. Значит, господа наконец-то заснули. И К. тоже

очень устал, и возможно, что он от усталости не боролся с Иеремией так, как

следовало. Может, было бы умнее взять пример с Иеремии, явно преувеличив-шего свою простуду — а вид у него был жалкий вовсе не от простуды, он от

роду такой, и никакими целебными настойками его не изменишь, — да, надо

бы взять пример с Иеремии, выставить напоказ свою действительно ужасаю-щую усталость, улечься тут же в коридоре, что и само по себе было бы приятно, немножко вздремнуть, глядишь, тогда за тобой немножко и поухаживали

бы. Только вряд ли у него все это вышло бы так удачно, как у Иеремии, тот, наверно, победил бы в борьбе за сочувствие, да и в любой другой борьбе тоже.