Как и тогда, дверь открывается со скрипом. Чтобы нормально потянуть ее на себя, нужно сначала толкнуть от себя ручку. Еще один нелепый танец, который, как умение кататься на велосипеде, не забывается, сколько бы времени ни прошло. С собой я принес все то же, что приносил, когда был ребенком: спальный мешок, банку зефирного крема, банку арахисового масла, хлеб. Ем сэндвич, облизываю пальцы и достаю мячик для пинг-понга, который нашел в лесу возле дома Кэррига.
На другой стороне мячика две буквы — C amp;C[92]. Может быть, это судьба? Может быть, их союз был давно уже предопределен звездами, а мое появление — игра случая, заурядное неудобство, помеха. Я впутался во все это и теперь не знаю даже, кто здесь монстр — их любовь или я сам. Наши имена не складываются. Может быть, мы сами не складываемся. Может быть, она изображала меня, считая, что так надо. Может быть, она приходила сюда в детстве, потому что ей надоедали друзья. Но это же не причина, чтобы выходить замуж за того, к кому обращался от скуки.
Закрываю глаза, и сердце сопротивляется. Мысленно я вижу другую вечеринку — мою и Хлои. Мама развешивает гирлянды в нашем заднем дворе, протягивая их через опоры качелей. Здесь весь актерский состав сериала «Бывает и хуже». На тарелках и летних шляпах — изображение Человека-паука. Никакого пив-понга, никакого «Файрбола». Ноэль жива, ничего плохого не случилось. Хлоя говорит, и я понимаю, что сплю.
Просыпаюсь от звонка будильника, задыхаясь. Во рту ничего, только ощущение липкости от сэндвича, который я съел перед тем, как уснул. Мячик для пинг-понга откатился к стене. Оно и к лучшему. Хлою я повидал. Пора навестить родителей.
Я подхожу к дому еще в сумерках.
Мои старые качели на месте, но деревья уже состарились. Я вижу нас всех: себя, играющего в Человека-паука, топчущихся неподалеку родителей. Папа воюет с садовым шлангом, а мама рассказывает ему, о чем люди пишут в «Фейсбуке». Он просит ее использовать телефон с пользой и, например, узнать, куда поехать за шлангом. В мусорном ящике поздравительная открытка от какой-то Надин. Никого с таким именем я не знаю. Тихонько-тихонько накрываю ящик крышкой, но тут ломается какой-то прутик, и я застываю на месте. Это чувство — что кто-то следит за мной — посещает меня часто. Но каждый раз никого поблизости нет. Наверное, прав был тот врач в больнице, который сказал, что это
Но я в безопасности, я в воспоминаниях:
Папа смеется: «
Мама шлепает его по щеке. «
Уже после моего возвращения, когда я стал подолгу оставаться у себя в комнате, мама часто засиживалась допоздна и, поджав губы, прокручивала и прокручивала «Фейсбук». Однажды я спросил, почему она не отчаялась. «
Я так близко, что уже ощущаю внутренние запахи дома. И даже слышу старые отцовские песни. Так хочется войти, лечь на свою кровать, слопать бургер с нашего гриля и пожаловаться, что меня заставляют есть брокколи из микроволновки.
Вместо этого я достаю из ящика свою первую любимую газету, «Телеграф». Запах знакомый, тот же. Я листаю страницы, и сердце прибавляет шаг. Вот и последняя. Там я поместил сообщение для родителей. Никогда раньше я так не делал, и вот теперь при виде слов, заключенных в черную квадратную рамку, меня охватывает волнение.
Мама и папа, я Бесконечно Люблю вас и Всегда буду Скучать по вам и помнить все, что у нас было: как мы смеялись за обедом, вашу любовь. Спасибо за то, что позволили мне быть собой. Знаю, со мной было нелегко, и также знаю, что вы лучшие. Люблю вас, ваш Джон.