— Извини, я только что из Лос-Анджелеса, и у меня жуткий рассинхрон часовых поясов.
Я говорю, что все в порядке, и она заглядывает в машину и слышит голоса
— Подкаст? — спрашивает она.
— Да, парни в Новой Зеландии, — отвечаю я и сам удивляюсь, что умею говорить. — Об «Одноклассниках 2».
— Потрясающе. — Она барабанит пальцами по дверце машины. — А ты слушаешь
Я качаю головой — нет.
— Тео. — Мое имя в ее исполнении звучит как название рубашки, которую она пытается примерить. — Тебе это понравится. Там буквально про то, как делается фильм. Потрясающе. И, знаешь, он не злобный. Там все по-доброму, с любовью. — Она достает из кармана красную ручку. — Дай мне свою почту, и я обязательно тебе его пришлю. — Записывает электронный адрес Тео прямо на руке. Похоже, у меня есть друг. Она снова зевает. Оказывается, вышла на поиски своего
Я смеюсь, а она не умолкает. Сообщает, что не попала, как хотела, в магистратуру, что в колледже поменяла специализацию, потому что решила изучать мозг —
— Но из этого тоже ничего хорошего не вышло. Наука — дело слишком запутанное, слишком сложное. Заговори со мной о хлористом натрии, и я скажу —
У меня осталось только одно слово, и я произношу его:
— Да.
Звук ее голоса так отличается от голоса по телевизору, от голосов разговаривающих друг с другом
— Да… Да…
Ей столько нужно сказать мне, словно джоггинг и путешествия выявили в ней все эти вещи, и теперь их необходимо вывести из системы.
Она хотела изучать компьютеры, потому что мы сами компьютеры,
— Да, — говорю я. — Да.
Изучать компьютеры так интересно, так увлекательно и
— Да, — вставляю я. — Да.
Я бы хотел, чтобы она узнала обо мне. Хотел бы рассказать ей о моем опасном сердце, перенести все, что знаю и чего не знаю, каждое слово письма об «Ужасе Данвича» прямиком в ее мозг. Хотел бы, но не могу. Это прозвучало бы бредом безумца. Туман рассеивается, и из него вырывается стикер на бампере ее машины. ПУСТЬ ПРОВИДЕНС ОСТАЕТСЯ ПАРАНОРМАЛЬНЫМ.
— Я участвую во всех программах, — грустно говорит Флори и пронзительно смеется. Наверное, у нее тоже был нелегкий год. — Во всех. И что мне с этим делать. Отказаться от всего, на что записалась? Знаешь, будь я Сильвией Плат[59]
, нырнула бы в духовку.— Нет, не надо.
Флори смотрит влево и моргает.
— Кстати, о несправедливости. Духовка у меня сломалась. — Она вдруг впивается в меня взглядом. — Слишком мрачно?
— Нет, — говорю я. — Это невозможно.
Она смеется, но уже легче, непринужденнее, вроде как хихикает. Сообщает, что работает в юридической фирме, бесплатные дела против больших фармацевтических компаний.
— Делаем благородное дело, так что я могу спать спокойно. Или, может, золофт помогает.
Начинается легкий дождик. Она не умолкает, я слушаю, и мне легче уже оттого, что я здесь, что узнаю о ее стихах и рационализациях.