Провидение

— Своего сына ты повидать не можешь? Отлично. — Она шумно втянула в себя воздух. — Но это не значит, что ты можешь сидеть здесь, заниматься невесть чем и просто сводить себя с ума. — Она шумно выдохнула.

Я пообещал ей, что закончу. И слово сдержал. Я не разыскиваю Бородача. Точно так же я сто лет не пишу докторам, занимающимся аутизмом. Но, конечно, собой быть не перестанешь. Из-за той бейсболки я обратился к Лавкрафту, начал читать его.

Так вот и было прошлым вечером: я читал биографию Лавкрафта, Ло — сочинение кого-то из своих ребят.

— Эдвард Софтли, — сказал я.

— Кто?

— Лавкрафт. Это одно из его фальшивых имен.

— Псевдонимов.

— Какая разница.

— Разница есть. Фальшивое имя используют, чтобы скрыть что-то. Псевдоним служит достижению творческой цели.

На этом наш разговор и закончился.

Мы расходимся, отдаляемся друг от друга. Делаем вид, что я читаю о нем, потому что он ей нравится, но в душе мы оба все понимаем. Каждый знает, что делает супруг. Взять ее волосы. Ло знает, как они мне нравятся, особенно когда завязаны в хвост. Она растет между нами незаметно, эта тихая ложь. Мы притворяемся, что она не злится на меня, что я не высматриваю бейсболку «Я — Провидение» каждый раз, когда мы заходим в бакалейный или в кинотеатр. Черт возьми, поэтому-то я и хожу в кино — по крайней мере в половине случаев. Иногда думаю, что мы — два ребенка, ждущие, чтобы какая-то внешняя сила толкнула нас, окликнула.

Ло переливает соус из моей тарелки в чашку.

— Ну что мне с тобой делать? Ты же знаешь, что если поешь, то не сможешь сдать тесты, а за прием все равно придется платить.

— Извини.

В последнее время Ну что мне с тобой делать? звучит уже не игриво, а серьезно. Она действительно обдумывает варианты. И мне не остается ничего другого, как только стоять и слушать.

— Эгги, тебе нужно быть повнимательнее.

Она ошибается, но сказать ей об этом я не могу. Я очень даже внимателен. Прием для медосмотра пришлось отменить, когда выяснилось, что он приходится на тот же день, что и главное мероприятие лавкрафтовского фестиваля. Полагаю, сегодня что-то должно случиться. Что-то важное. Об этом говорит не логика, а чутье.

— Слава богу, у меня есть ты, Ло-Ло. — Я целую ее в голову. Она отстраняется, и первыми, как два скейта, скатываются глаза.

В вестибюле «Билтмора», к счастью, ничего не изменилось, и я делаю свое дело спокойно, не то что год назад, когда меня сводила с ума скрипящая дверь.

Аккуратная полицейская работа. Улыбка спасет от неприятностей, если вы вмешиваетесь в разговор людей, обсуждающих Дагона[51] и гугов[52]. Добавив бодрых ноток, спрашиваю, не видели ли они здесь вот этого парня. Показываю фотографию Бородача, полученную с видеозаписи в фалафельной. Снимок ужасный, смазанный, нечеткий. До сих пор ни одного попадания. Кто-то даже спросил: «Это что, шутка такая?» Едва удержался, чтобы не врезать. Нет, это фестиваль — шутка.

Но, вообще-то, шутка здесь — это я. Остальные, все эти люди, в своих чувствах искренни.

Звонок лифта. Я поднимаюсь на один этаж. (Представляю, что сказал бы о моей лени док.) Здесь настоящее столпотворение, и все готовы сесть и слушать. Вот это увлеченность. Но никто из них не узнает Бородача.

Плюхаюсь в кресло у самого входа. Дверь уже закрыта, и мероприятие вот-вот начнется. Воздух пропитан энергией, любовью к доктору Ву. В этом году она будет говорить о лавкрафтовских монстрах. Кто-нибудь потолковее, придя сюда, возможно, и узнал бы что-то новенькое. Но доктор Ву не та доктор, которая может вылечить от аутизма, и внимание у меня рассеивается. Почему никто не умер?

Ло присылает сообщение: «Как все прошло?»

«Боюсь, тебе еще придется со мной помучиться», — отвечаю я.

«Хорошо. Поешь. хх[53]», — пишет она.

Кладу в карман телефон. Эти два слова уже засели в голове и не дают покоя. Хорошо. Поешь. Она же меня не бросит, да? Доктор Ву стучит кулачком по подиуму, как будто знает, что кто-то ее не слушает.

— Да, — говорит она. — Да, Говард Филипс Лавкрафт описал смерть как «слияние с бесконечной тьмой». — Она выдерживает паузу. — На что еще это похоже? Что-то мрачное и бесконечное?

— Любовь! — подает голос худенький мальчишка в заднем ряду.

Публика смеется. Люди обмениваются взглядами, держатся за руки. Доктор Ву развивает мысль о том, что идея и смерть строятся на дезинтеграции индивидуального и индивидуальных интересов. Думаю о нас с Ло, ее жизни на кухне и коробках в моей комнате наверху. Я должен измениться. Мы должны измениться. Доктор Ву хочет закончить на легкой темной ноте.

— Как сказал Г.Ф., утонуть легко в любом объеме тьмы. Спасибо всем, что пришли. Не утоните сегодня. Утоните в следующем году, чтобы мы все могли собраться снова!