Провидение

Я стою. Не плачу, ничего не говорю, только вбираю ужас, несравнимый с ужасом этих нарядов, с ужасом диковинных монстров с необычными именами. Мой ужас намного хуже. Меня увидели. Меня бросили. Я осознаю это и вспоминаю слова бабушки, когда она узнала, что больна Альцгеймером: «Самое худшее, Хлоя, не болезнь. Самое худшее — понимание, что ты болен, что болезнь медленно съест тебя. Это самое худшее в мире. Понимание. И если ты сможешь справиться с этим, то тогда ты сможешь пройти через все». Сознание — чудовище, и оно побеждает.

Ко мне подходит швейцар, игривый мужчина в рыжем парике. Многие из присутствующих могли бы стать персонажами какого-нибудь сна.

— Мисс Лавкрафт. — Он усмехается. — Вызвать такси или один из этих монстров доставит вас туда, куда вы пожелаете?

В такси водитель спрашивает, везти ли меня на вокзал, и я молча киваю — да. В поезде почти пусто, и в моем распоряжении целый ряд. Мы проезжаем тоннель, и прием возобновляется. Я держу телефон в руке до самого дома. Ни одного звонка. Мысленно я рисую монстров, но ни один из них не хватает меня так, как он, изнутри.

Год спустя

Эггз

Я не езжу на велосипеде. В разные времена моей жизни этот факт становился камнем преткновения. Ребенком я предпочитал чувствовать под ногами твердую землю. Но на велосипеде можно быстрее смыться, сказал однажды мой приятель Стиви. Этот момент, как и некоторые другие, я помню абсолютно ясно, потому что мне исполнилось тогда девять лет, я знал, что буду копом, и меня не интересовало, как можно смыться побыстрее с чем бы то ни было.

Когда я рассказал эту историю в первый раз, Ло пожала плечами.

— Твой отец служил в полиции, и, разумеется, это повлияло на тебя, подтолкнуло к решению. Так что это не столько шестое чувство или чутье, сколько растущее осознание того, что в тебя вложено.

После этого она намотала на вилку спагетти и назвала это пастой. Женщины.

Я не стал возражать, и она осталась при своем мнении, но, конечно, была не права. У меня сильное чутье. Не исключено, что я и в самом деле унаследовал это свойство от отца, но оно принадлежит мне и только мне. Никто другой разделить его со мной, подтвердить его наличие не может. Потому оно и чутье. И потому я знаю, что мы с велосипедом несовместимы. В глубине моей души живет твердое убеждение, что, если я когда-либо усядусь, свесив ноги, на это крохотное сиденье, ничего хорошего из этого не выйдет.

Признавать и почитать чутье должно так же, как это делается в отношении призрака или традиции. Сегодня я отправляюсь на сборище поклонников Лавкрафта, предварительно проглотив «зантак» от неприятного ощущения скручивания в животе. Я нисколько не волнуюсь. Я совершенно спокоен. Это даже хорошо, что я чувствую небольшую слабость, — значит, не стану жать на полную и палить из всех стволов. Вообще-то я и не жду от этого похода ничего особенного, иду просто так, ради интереса.

В конце концов за последний год заслуживающих внимания смертей от сердечного приступа среди молодежи в нашем районе не наблюдалось. И бейсболки с надписью «Я — Провидение» ни на одном месте преступления не замечено. На работе я о нем не говорю и даже не думаю. О Бородаче. Но в печенках он у меня сидит, никуда не делся. Если вы человек с интуицией, то, закончив с кем-то, избавляетесь от проблемы так же, как от дерьма. С Бородачом я еще не закончил.

— Эгги. — Она уже тут как тут, входит в кухню и сразу к холодильнику. — Ты что делаешь?

— Разогреваю пасту.

— Не стой возле микроволновки. Тебе это вредно. — Она хлопает дверцей шкафчика.

— Успокойся, Ло. У меня от тебя голова кружится.

Она закатывает глаза. Извини. Ло изменилась в последнее время. Я пока еще не привык к ее новой прическе. Волосы короче, едва достигают плеч. Так она меня наказывает. Прошло три года. Три года с тех пор, как я видел нашего сына. Если бы она не заботилась так о том, чтобы выглядеть нормальной перед студентами, она, наверное, побрила бы голову.

Я достаю из микроволновки пасту, и Ло тут же выхватывает у меня чашку.

— Эгги, у тебя сегодня медосмотр. Перед медосмотром есть нельзя.

— Почти забыл. — Это уже откровенная ложь. Я отменил медосмотр на прошлой неделе. Ло меня поедом ела — из-за боли в боку и жжения при мочеиспускании. Я старею. И знаю это без всяких докторов.

Она разгоняет ладонью пар.

— И скажи-ка мне, кто ест спагетти на завтрак?

— Это паста, — поправляю я. — Ракушечки. Остались со вчерашнего вечера.

Прежняя Ло слова подбирала осторожно. Нынешняя, короткостриженая, терпением не отличается. И она не такая занудливая. Я по ее занудливости даже скучаю. Но ничего не поделаешь, брак — это перемены. Я тоже другой. Шесть месяцев назад мы серьезно поругались, и Ло прямо сказала, что я должен раз и навсегда запечатать все свои коробки.