Провидение

Сколько их было, бессонных ночей, коробок, вопросов. Кто такой Бородач? Как он заживил свои раны? Как поправил нос? Как он убивает всех этих людей? Как исчезает? Эти вопросы мог бы задавать сумасшедший, охотник за привидениями, конспиролог, родитель, не навещающий собственного сына, человек, который даже жену как следует отыметь не может, социофоб, собирающий материалы на умерших потому, что люди умирают, а не потому, что их убивает какой-то Бородач.

Покупаю на заправке два пончика. Стейси принимает мое извинение, съедает пончик и облизывает пальцы.

— Как Ло?

— Отлично. — Я лжец, а лжецы лгут. — Лучше не бывает.

Джон

Чудо интернета — я в машине, я точно знаю, куда еду и когда там буду. Хлоя на открытии галереи «Флэр» в Челси. Мне даже нравится, что наше воссоединение случится на глазах у публики. Некоторые потому и устраивают большие свадьбы, что хотят, чтобы как можно больше народу увидели, как удачно все сложилось. Мне нравится представлять себя парнем, который входит в галерею и идет к своей девушке. А она бежит навстречу мне.

Поцелован. Исцелен.

Такой у меня план. Подойти к ней и поцеловать. Ничего не говоря. Сделать то, что следовало сделать давным-давно. Трасса 95 — ровная, прямая, и я иду на хорошей скорости. Может быть, чуть быстрее, чем нужно, но ведь я поцелован, исцелен. Не знаю, как это случилось, да и знать ни к чему. Случилось. Поцелован. Исцелен.

Теперь я уже ничего не боюсь и то и дело посматриваю на телефон, уточняю, сколько осталось. В один из таких моментов слышу, как сзади кто-то сигналит. Оказывается, выскочил на соседнюю полосу. Машу рукой — извини.

Эта поездка — самая долгая в моей жизни. Жаль, нельзя исключить вот этот переход от одного момента в твоей жизни к другому. Чувство такое, что Коннектикуту нет конца, что все стараются проскочить через него и что я никогда не попаду, куда надо, но потом это вдруг случается. Сам миг пересечения я пропускаю. Просто замечаю, что бетона вдруг стало больше, чем деревьев. Я уже почти в Нью-Йорке, и здания с плоской крышей смотрят на меня, словно ждут чего-то. Хлоя.

Хватаю телефон. Я никогда еще не звонил ей из штата Нью-Йорк, поэтому приходится набирать номер. Жду ответа. Она как будто запыхалась и нервничает. Алло, алло? Я не называю себя, и на этот раз она не произносит мое имя. Даю отбой. Теперь, когда я услышал ее голос, все стало реальнее — объятия, поцелуй. Поцелуй.

Я снова ребенок. Я смотрю на людей в машинах — никто не радуется, не улыбается счастливо. У большинства вид угрюмый и усталый. Опускаю стекло и начинаю сигналить. На меня смотрят как на сумасшедшего. Бью кулаком по рулю. Я жив. Кое-кто улыбается в ответ. Я все еще заразный, но теперь уже в хорошем смысле.

Сколько же здесь людей! Меня это просто убивает. Они повсюду: в окнах небоскребов, на ступеньках подземки, в автомобилях, на тротуарах. Здесь на тебя никто не смотрит, здесь перед тобой никто не извиняется, здесь бездомные и люди в костюмах, они все такие разные, и, глядя на них, я хочу сказать: помедленнее… притормозите. Я и сам хочу притормозить, но теперь уже поздно. Я здесь, я почти на месте, до галереи всего одна улица, и сердце колотится так, что приходится остановиться. Надо передохнуть. Останавливаюсь перед булочной, которая также и кулинария, и кофейня. Никогда еще не видел заведения, в котором бы помещалось так много заведений.

За столом кто-то ест суши. Я понимаю, почему Хлоя всегда говорила, что Нью-Йорк особенный. Никогда не видел такого разнообразия. Город как будто поощряет тебя реализовать все твои мечты, заказать пиццу и рулет из тунца, а потом купить билет мгновенной лотереи и рулон туалетной бумаги, подняться наверх в салатный бар и разинуть рот от изумления, едва не столкнувшись с женщиной, проносящейся с корзинкой со свежей бакалеей, баклажаном, газетой и квартой молока. Она так ловко тебя огибает, и ты замечаешь, что люди здесь умеют перемещаться. Возможно, когда вокруг столько народу, ты то ли испытываешь меньше чувств, то ли понимаешь, что они значат. Я еще не нашел Хлою, но она уже как будто открывает мне глаза на мир, как делала всегда, день за днем представляя его новым. Впечатление такое, что я никогда не видел столько людей, не понимал, насколько она велика, человеческая раса.

Наблюдаю, как мужчина во всем белом делает сэндвич с яйцом и переворачивает его так быстро, что со стороны это можно принять за фокус. Я захожу в кулинарию и как нормальный житель Нью-Йорка заказываю завтрак на обед. Посматриваю на соседей — печальные, усталые лица. Вдыхаю запах сэндвича. Ничего вкуснее я еще не ел. Иду к парню, который его приготовил, доношу до него свое мнение, и он кивает. Похоже, не говорит на английском. Или, может быть, ему все равно.