Провидение

Сейчас я свободна. Я в такси с Кэрригом. С тем Кэрригом, который пришел в галерею, который говорит, что все эти годы жил в Хобокене[63], где во всех барах до сих пор играют Билли Джоэла[64].

— Ты, наверное, туда и не ходишь, — замечает он.

— Не хожу, — отвечаю я. — Но против Билли Джоэла ничего не имею.

Он — Инопланетянин из фильма, с ним легко и весело, и мне даже неловко за него, потому что только слепой не видит, как он до сих пор хочет меня. С другой стороны, это даже приятно, когда тебя желают так откровенно, словно кусок пиццы. Я могла бы это сделать. Мне нетрудно представить нас и Билли Джоэла. Представить ту, другую, жизнь, где я носила бы цветочные платья и рядом со мной был бы парень, который меня обожает. Он толкает меня локтем.

— Ты чему улыбаешься?

— Пытаюсь вспомнить. Ты ведь не хотел жить в городе, когда мы учились в школе?

— Не хотел. Но знал, что ты хочешь.

Он открывает дверцу такси — спасибо, — потом дверь своего дома — спасибо, — потом задерживает кабину лифта — спасибо, — открывает дверь своей спальни — спасибо, — и, наконец, широкие раздвижные волшебные стеклянные двери, которые ведут на террасу, — спасибо. Он стоит там и смотрит на город.

— Что думаешь? — спрашивает Кэрриг, не глядя на меня, потому что ему и не надо на меня смотреть. Я все это знаю. Знаю, что он сделал это ради меня — переехал сюда, работал, зарабатывал. Все потому, что он не считает себя достаточно хорошим для меня.

Когда я поворачиваюсь к нему — за поцелуем, за его руками, — он не отталкивает меня и не убегает. Он привлекает к себе, обнимает, и двойные двери закрываются.

Джон

Семьдесят три часа прошло с того момента, когда я выбежал из галереи. У нее все как-то непривычно, странно тихо. Ни поздравлений никому по случаю дня рождения, ни даже нового селфи. Я сделал ошибку, явившись в галерею, и теперь хочу лишь удостовериться, что она жива, что у нее все в порядке.

В 10:27 вечера обновляю ее страничку в «Фейсбуке» и вижу. Совершенно новый фотоальбом. Сердце ломается, как сухая веточка. Сорок три снимка под таким названием: Кони-Айленд под дождем. Аааах. Первая фотография — просто дождь, грохочущий ливень, когда мама заставляет надеть дождевик. Я чувствую себя юным и наивным. Пролистываю фотографии и вижу, что она не одна. С ней кто-то есть, кто-то, кто снимает, с кем она такая вот беззаботно-веселая и прыгает по лужам. На ней накидка-пончо, какие продаются у входа в сабвей, она топает, улыбается и показывает язык в камеру. Сердце сжимается от зависти.

С ней парень. Должно быть, парень. Будь это друг, она бы настояла, чтобы поменяться местами, сфотографировала друга — или подругу — топающим по лужам и поместила снимки на странице. Таким невидимым может быть только бойфренд. Бойфренд, появившийся на горизонте в тот самый вечер, когда она потеряла сознание. Я это чувствую.

Ее расшевелил ливень, романтика дождя. И фотографий так много, потому что все в мире открылось ей по-новому в этот день. Я сам в Нью-Йорке почувствовал то же, только я был там один. Я представлял, как буду с ней, и вот она с кем-то другим. Она ослеплена этим маленьким волшебством, дождевыми каплями, смотрителем под козырьком, выполняющим свои обязанности, ждущим. Фотографии с плохой передачей цвета. Пересвеченные. Это всегда означает, что ты делишься чем-то большим, чем просто фото, и не можешь сделать шаг назад.

Дождь прекращается, появляется короткое видео с тучами, ползущими по небу, которое говорит: «Конечно, погуляем, я тебе мешать не буду, больше никакого дождя, обещаю».

Следующая подборка фотографий из ресторана с видом на реку. Повсюду огни, мигают свечи. Прокручиваю к началу, хочу убедиться, что ничего не пропустил, и тут меня осеняет. Они потому не фотографировались, что целовались на обратном пути в город.

Поцелован. Исцелен.

В ресторане Хлоя ест спагетти. Вот она смотрит в камеру, подперев ладонью подбородок. Глаза у нее даже больше, чем в жизни. Взгляд устремлен на исполнителя, певицу. Губы распухшие.

Поцелован. Исцелен.

Хлоя сидит неподвижно, но на самом деле она уходит. Уходит от меня к кому-то другому. И воспринимается это так, словно виноват я, словно мне не следовало ездить туда, словно все случилось из-за меня. Последний снимок черно-белый. Под ним надпись: #TriBeChloe[65].

Еще несколько недель, и ее нет.

Настройки всех ее аккаунтов изменены. Окошко закрыто. Увидеть, где она и что делает, могут только друзья. А значит, она больше не на заброшенном острове, откуда говорит с надеждой, что я увижу ее сверху. Теперь она за закрытой дверью, где-то в Трайбека. С ним. С ним.