Провинциальная история

Шубкою обзавелась. И в храм ходит не с одним лишь родовым гонором, но как и подобает боярыне родовитой. А потому теперь невестушку ласково доченькою величает.

Спорить не спорит.

Да и вовсе… неплохая она баба, но, как и супруг, слабая, неспособная. Хуже всего, что дочки Аграфенины в нее-то пошли с большего. Но ничего, зато и красы свекровушкиной взяли сполна, круглолицы, полнотелы, не идут — плывут лебедушками.

Так что… получилось.

Всех подросших замуж пристроила, кого с большею выгодой, кого с меньшою.

— Что хмуришься, доченька? — льстиво спросила свекровушка. — Вся-то в заботах, вся-то в хлопотах, цельными днями на ногах. Сядь от, почаевничай…

Аграфена Марьяновна усадить себя позволила.

И чашку — не глиняную, самолепную, но из тонкого парпору, Аннушкой присланного, приняла. Приняла, глянула и поморщилась.

Недобро вышла.

Нет, сперва-то казалось, что все оно как раз-то удачно. Аннушка, старшенька, в Аграфену пошла и норовом, и хваткою, небось, не то что сестрицы, никогда-то не капризничала, носом не крутила, женихов перебираючи, будто бы их много. Нет, Аграфену слушала.

И делала, что скажут.

Вот и… поженились.

Аграфена Марьяновна пригубила чаек, сладкий да крепкий, аккурат такой, как она любила, чтоб и с вишневою веткой, и с листом смородиновым, и с медом летним.

…пасеку надо будет ширить, да лужок прикупить у соседа, который им не пользуется, но за дешево не отдаст. А лужок-то ладный, заливной, на такой и коровок пустить можно. Селяне и пускают, пользуясь тем, что хозяин на землях своих редко появляется.

Стольный Китеж ему милей деревенское глуши.

Пущай.

— О чем печалишься? — свекровь-то чай медком прикусывала, и не абы каким, но особливо донниковый светлый жаловала. Для неё и оставляли пару бочонков.

— Так… — Аграфена Марьяновна покрутила чашку. — Аннушка отписалась, что совсем девка её слабая, того и гляди преставится.

— Горе-то какое, — свекровушка головой покачала, губы поджала, но вряд ли от жалости. Сама-то родила семерых, да только Иванушка до сталых лет дожил.

Где он там?

Небось, вновь читает, книжник… пущай себе, чай, невелик убыток. Хуже было бы, когда б картами баловался или там на девок каких деньгу спускал.

Не мешается, и ладно.

— Горе, — согласилась Аграфена Марьяновна, поморщившись.

А ведь были сомнения.

Ходили слухи, что не все-то так просто со старыми родами, что не от горделивости они иных сторонятся, что силу их не всякий принять способен. И старая Козелкович то же говорила, мол, всем девка хороша, да слабовата.

Не родит.

Аграфена Марьяновна не то чтобы не поверила, стала сомневаться, да… разве ж был у нее выбор?

— На похороны поедешь? — осведомилась свекровушка. — Надобно будет платье справить, чтоб приличное. И гостинцев захватить.

Поморщилась.

С годами сделалась она не то чтобы вовсе скупа, скорее уж бережлива к людям посторонним, которыми полагала всех, кроме себя, Иванушки и Аграфены Марьяновны.

— Велю, чтоб меду в туесок отлили, верескового. Яечек опять же. Колбасок… или не доедут? Может, лещей сушеных? С пустыми руками неприлично.

— Анна другую не родит. Старовата.

— Ты тоже не молода, а вона, опять с брюхом, — возразила свекровушка, ложку облизывая. — Снова девка?

— Не знаю, — Аграфена Марьяновна потрогала спину. А ведь мнилось, что незаметно пока. Обыкновенным-то глазом не заметно, а если иначе поглядеть, с прищуром.

— Девка, — уверенно заявила свекровь. — Нельзя Аньке возвертаться.

— Сама понимаю, что нельзя.

Нет, ежели Козелкович на развод подаст, то государь-батюшка прошение примет. Может, помурыжит для порядку, но после согласится, что нельзя мужчине жену, родить не способную. Анька же… и ведь говорено ей было, чтоб сразу, пока старая сила в теле держится, вдругорядь понесла. И травки ей Аграфена Марьяновна отправляла, и просила к ведьмам заглянуть…

…мнилось, Анька умнее прочих, да оказалось, что немногим.

— Ежель вернется, то слушок пойдет, будто бы наша девка пустоцветная аль больная, — продолжила свекровушка с непонятным удовлетворением. — Ладно старшие, те уж мужние и родившие…

…но Светлолика только-только в возраст девичий входит, не говоря уже о Любославе, пятый годок сменившей. А еще и эта, в животе… вот ведь, может, вправду мужу девку какую подсунуть, покрасивше? Пущай её брюхатит, Аграфена же Марьяновна устала.

— Разродишься, — отмахнулась свекровушка, вновь мысли угадав. — Ты-то на это дело легкая, жалко, что девки одни. Кому наследовать?

— Кому-то да найдется.

— За этою надо будет хлопчика какого посватать, чтоб в примаки пришел. А что? Хозяйство ныне крепкое. К Аньке съезди до похорон. Поглянь, чего там да и как, может, не все и плохо-то? Ведьма тебе обещала, что любить будет?

— Обещала, — Аграфена Марьяновна чаек допила да пряничком закусила, подумавши, что ехать и вправду надо, хотя бы затем, чтоб собственными глазами глянуть.

Может, не все и плохо?

Глядишь, и выйдет договориться… если сыскать девку какую из простых да с даром, пусть родит Козелковичу наследника, Анька же его за своего признает.

И будет всем ладно.