Провинциальный фотограф

Марта шустро вскочила на подоконник и, зажмурив глаза, шагнула вниз. Владимир выглянул. Женщина на четвереньках ползла к выпавшему из ее рук пистолету, валявшемуся на мокрой земле. Слава Богу, цела. Дом хотя и не слишком высокий, но все же сажени две от окна до земли будет.

Сев на подоконник, фотограф бросил взгляд через плечо – комнаты наполнились дымом, наверное, уже занялся деревянный пол. Грязно ругались бандиты, выламывавшие дверь, а Орлич, хватаясь за спинку кровати, пытался встать на ноги.

Раскисшая после дождя земля чавкнула под каблуками, когда Кривцов спрыгнул во двор. Сделав Марте знак следовать за собой, он побежал к коновязи. Из-за угла неожиданно вывернулся бандит в лохматой шапке и Владимир выстрелил навскидку. На секунду задержавшись, чтобы снять с убитого патронташ, он отвязал повод высокого гнедого коня и начал подсаживать Марту в седло:

– Живей!

– Я не умею верхом, – беспомощно цепляясь за гриву, простонала она, сползая на истоптанную копытами землю.

– А, черт! – Кривцов одним махом взлетел в седло. Наклонившись, он легко поднял женщину, посадив ее впереди себя.

Конь, почуяв незнакомого всадника, дугой выгнул шею, пытаясь укусить его за колено, но жестко дернув повод, Владимир заставил гнедого подчиниться и, гикнув, ударил каблуками по бокам лошади.

Перемахнув через невысокую изгородь, конь широким наметом понесся по лугу. Свистел в ушах встречный ветер, выжимая слезы, бешено стучали копыта, развевалась длинная грива скакуна, Марта испуганно вскрикнула, судорожно вцепилась в одежду Кривцова и зажмурила глаза от страха.

Владимир оглянулся – из окон верхнего этажа усадьбы валил густой дым. Орлич, – окровавленный, с револьвером в руке, – носился по двору, подгоняя садившихся на лошадей бандитов. А снизу, из леса, откуда утром выехали из тумана всадники, галопом неслись наперерез беглецам новые верховые, на скаку передергивая затворы винтовок…

* * *

Впервые страшное лицо смерти Кривцов близко увидел во время бешеной конной атаки на японские позиции, когда их с двух сторон неожиданно начали косить пулеметные очереди, а посреди развернувшегося лавой строя казаков вспухли уродливые султаны взрывов. Спасение было только в мертвом пространстве перед ощетинившейся штыками пехотой самураев, и он смело повел сотню туда, показав обнаженным клинком направление атаки. Командира сразило осколком снаряда, раздумывать было особо некогда, и Владимир уверенно принял команду на себя, смело врубившись в чужой строй. Это была славная кровавая потеха – с лязгом клинков, топотом копыт, матерной бранью, жуткими стонами умирающих: своих и чужих.

Не выдержав отчаянного натиска, японцы побежали, бросая оружие, а Кривцов за тот бой получил Георгия и был повышен в чине. Но еще долго ему снились перекошенные лица, ошалело метавшиеся среди разрывов кони и дикий вой, вырывавшийся из сотен глоток людей, стремившихся убивать, пока не убили их самих.

Сейчас, оглядываясь на погоню, он испытал почти забытое чувство, схожее с овладевшим им в том бою – странную смесь хмельного азарта, холодного расчета и противного, сжимающего все внутри, леденящего кровь страха.

Неожиданно появившийся из нижнего леса новый отряд конных быстро разобрался в обстановке: часть верховых погнала коней в обход, стремясь зайти с фланга, а другие прямиком рванули через луг. К ним присоединились и выскочившие из охваченной жарким пламенем усадьбы.

Взятый у коновязи конь оказался хорош – пластаясь над землей, он птицей летел к роще, красиво и мощно бросая вперед поджарое, мускулистое тело, казалось, готовое вытянуться в тугую струну. Деревья были уже близко, когда сзади вразнобой грохнули винтовочные выстрелы.

«Только бы не попали в коня, – мелькнула у фотографа паническая мысль, – тогда конец! Орлич точно сделает из меня распятие, поставив его у дороги в назидание всем, кто осмелится ему сопротивляться. Хорошо еще, что они не стреляют залпами».

Сам Кривцов в подобной ситуации непременно приказал бы спешиться и дать два-три прицельных залпа по беглецам, пока другая часть отряда пытается отрезать их от леса. Хоть одна пуля, но достигла бы цели. Однако Орлич, наверное, совершенно потерял голову после случившегося с ним и напрочь забыл, чему научился в юнкерском училище и боевых походах балканских войн. Или маленькая пулька, вылетевшая из коротенького ствола почти игрушечного пистолетика Марты, контузила его, лишив возможности соображать? Как бы то ни было, но пули бандитов просвистели мимо.

И тут Кривцова осенила догадка, от которой по спине пробежал морозец – их непременно хотят взять живыми и потому не бьют залпами.