Проводник по невыдуманному Зазеркалью. Мастер О́ЭМНИ: Приближение к подлинной реальности

Как и прежде, он категорически отказывался знакомиться с кем бы то ни было из числа моих родных и друзей, утверждая — и вполне резонно, — что подлинные встречи происходят иначе. Понятие «знакомиться» было для него вообще чуждым. (Знакомство без встречи воспринималось Мишей как дело заведомо пустое и зряшное. Знакомство, это — в лучшем случае — возможность контакта, встреча — возможность соединения; здесь такая же разница, как — к примеру — между любопытством и интересом.) Да и вообще: за годы прорисовалась забавная закономерность: мои «странные» знакомые с неукоснительным упорством избегали контакта с моими «не странными» или «странными слегка» знакомыми. Всё время приходилось общаться на два изолированных по отношению друг к другу круга (хотя — нет: «странные» знакомые знали почти всё о «не странных», а те, в свою очередь, — знали о «странных» очень немногое, обрывками, почти ничего).

Я немало досадовал на такое (пусть — естественно образовавшееся) раздвоение; и там, и там, — были те, кого я любил, к кому тянулся сердцем и кто тянулся сердцем ко мне. Ну не в досаду ли такое?..

Осень. Ночь. Чавкательно-непролазная, обильная в замусоренности и потёмках набережная Упы (ул. Дрейера). Поговорив о многом — многое обсудив и многому улыбнувшись, — мы с Мишей подходим к дому, в пристройке которого проживало одиннадцать (крайне пугающих своей необычностью соседей) человек.

Осенний дом спал. Окна были тёмными и холодными. Торопливо — за обрывом, за голым кустарником — шумела река. Моросил дождик; мягкий дождик, почти тёплый.

— Зайдёшь?…Сегодня вечером мы работали с протоком лёгкой энергии, так что — все спят, крепко спят.

— Зайду. Посмотрю на них.

Мы миновали скрипучие коридоры и зашагнули в кухню. Я включил свет и увидел прямо-таки восторг Миши от зрелища великого множества тараканов, хлынувших по углам.

— Ну куда же вы??! — воскликнул он и протянул ладонь.

Два таракана, бежавших по тумбочке к стене, развернулись и на полном бегу ткнулись в его ладонь.

— Хорошие мои… Страдальцы…

(Черноярцев просто-таки обожал насекомых. Мог принимать любой из их образов, общаться на любом расстоянии и с любым видом. Я же к насекомым был нейтрален; из всех соседствующих с людьми форм существования ближе и роднее всего воспринимались мною деревья. С детства. С многих-многих прежнерождений. Ну а он… Он был протянут — одновременно и равнозначно — ко всем формам-проявлениям (без исключений!). Подобные умение и глубина всегда были мне желанны и вызывали безусловное восхищение.)

Миша присел на корточки и бережно спустил тараканов на пол. Те не спешили уходить, жались к Мишиным ботинкам.

— А твои ребятки их не обижают, вот оно как… Молодцы!

— Мои ребятки никого не обижают. Они хорошие…Голодные только всё время.

— Ага… — Миша стеснительно поскрёб макушку. — Я, кстати, тоже… Найдётся какая-нибудь корочка на вашей сиротской кухне?..

— Корочка… Хлеба-то у нас и вовсе нет, — ни в виде буханок, ни в виде корочек… Но есть зато немного чаю, свежие огурцы и чеснок. Будешь?

— Огурцы, с чесноком и чаем?.. Хм… Буду.

Пока грелся чайник, мы прошли в комнату. Все спокойно спали. Почему-то пахло вишнями…

Миша пробрался к окошку и оттуда внимательно оглядел лежащих. Поднял руки и под потолком возникла — размытой шёлковой нитью — серебряная спираль. Она поколыхалась, покачалась немного, приобретая чёткость, яркость, и — расплеснулась множеством лучиков, соединившись с висевшими у каждого на груди малыми медными спиральками. На макушках крепко держащихся за сон людей заплясало горячее бело-золотистое свечение.

— Спасибо, Миша… Только — зачем…? Привычка к донорским вливаниям — опасная привычка. Они должны сами добраться до источника…

— Так дети же ещё…

— Ничего себе, дети! Они — мои ровесники; кто — чуть помоложе, кто — чуть постарше.

— Они — твои опекаемые…Дорога только началась, а ты уже начинаешь выматываться. Не заметил?

— Заметил.

— Как там жемчуг из-под хвоста?.. Ещё не сыпется?

Я рассмеялся:

— Ехидная вы личность, Михаил Петрович, даром что со сколопендрами о философии беседуете! А пойдёмте-ка лучше чай пить, с огурцами. Ладушки? И тараканов пригласим.

Миша направился к двери.

— А! Этого я знаю!..Женя? Поэт?

— Да.

— Это тот который со мной знакомиться не пожелал? Правильно?..

(Как-то, спускаясь с Женей по Ленинскому проспекту, мы остановились у пешеходного перехода. Ему — домой, мне — в магазин. И тут я увидел на углу кукольного театра приветственно машущего шапочкой Черноярцева. Обрадовался — не виделись два месяца! — повернул к нему.

«Женечка, — спрашиваю, — хочешь, я тебя с интересным человеком познакомлю? Невероятно интересным!»

Женя, будучи в мрачном настроении, оскользнул Мишу хмурым взглядом и, буркнув: «Что я, бомжей никогда не видел?..» — махнул через переход.)

— Не судьба, видать.

— Ну, он у тебя в бомжах не задержится, — очень уж угловат… А — жаль! Настоящий поэт. Я видел его стихи: хорошие стихи!

— Хорошие… — Из кухни донеслось шальное гудение. — Пошли быстрей, там чайник выкипает!

…Первым делом Миша налёг на огурцы.

— Ладные огурцы, — чавкал он, — сладкие, душистые…