Проводник по невыдуманному Зазеркалью. Мастер О́ЭМНИ: Приближение к подлинной реальности

Старикашка, поелозив, стал подниматься с асфальта, бормоча что-то вроде: «Ходят где ни попадя всякие шкафы, продохнуть нельзя!..»

— Вам помочь?

— В колхоз езжай помогать! там-таки комбайнам самое место!

«Экая ядовитая персона!» — подумал я и, отвернувшись, стал открывать бутылку с минеральной водой.

За спиной раздался железный скрежет. Оглянулся: ядовитый старикашка с тоскливой настырностью ковырял — уцепись за расщелину — железную дверь подъезда (выходя — я её захлопнул). Пыхтел. Не сдавался, — дверь и так и сяк уцепливал, егозил плечом.

Стало любопытно.

— Не тягостен ли вам сей труд? — благожелательно спросил я. — В ваших-то преклонных годах?.. По силам ли?.. Может — с разбегу…?

Старикашка сердито обернулся:

— Иди отседа, амбал! Иди! Разбулькался тут, как коза на водопое!..

Он достал из кармана — то ли проволоку, то ли инструменты какие-то замысловатые, — и стал, изогнувшись дугой, ёрзать своим металлоломом в замочной скважине. Я наблюдал…Взломщик из старикашки был явно аховый, — средства взлома сыпались из рук, дверь же — не реагировала, вовсе; плевать ей было на этого обормота! Мне стало совсем весело.

— Дедуся, может — в обход?.. Не столь прямолинейно, а? — Вид старикашки излучал свирепость: вспотевший Суворов, да и только! — Помните, как Александр Васильевич, в Альпах…? Сверху — вниз!..Вы бы с крыши попробовали, что ли…

— Зашибу! — прохрипел «Суворов», глядя на меня с явным расположением к драке.

Драться не стал (различие весовых категорий…возраст…). Сел на лавку. Я подошёл, протянул ему бутыль с минералкой:

— Остудитесь, сударь.

Тот сердито зыркнул, но воду взял.

— Всё образуется. Рано ли, поздно ли… При вашем-то темпераменте!

— …Это второй подъезд?

— Да, Ёторой.

— Ох…

— Может — не примите за дерзость! — вам открыть?

— Как это?..

— Ключом. Я живу в этом подъезде и у меня, естественно, есть от подъездной двери ключ.

Я открыл. Старикашка сидел, хлопая ресницами и растерянно поглядывая внутрь подъезда.

— Вы только, если не застанете к кому шли, — не изголяйтесь над квартирной дверью, а то соседи вызовут милицию.

— Да, может, его и нет…

«Суворов» явно оробел и выглядел как-то обеспокоенно. Мне сразу представился его героико-победоносный близнец, который — ну как на картине — съезжая с Альп на собственной заднице, неожиданно (где-нибудь посерёдке съезда) наткнулся на выступающий камешек…

— Вы поднимитесь, позвоните…

— Угу…

— Вам какой этаж?

— Второй. Квартира…

Он назвал номер моей квартиры. Очень любопытно.

— Мне Всеволод Сергеевич нужен. Шмаков…Не знаете?

— Знаю. Я Всеволод Сергеевич.

Старичок поднялся. Мордашка его неумеренно удлинилась.

— Вы?

— Я. Паспорт могу показать. Показать?

— …Маэстро?..

Так я познакомился с Далычем (Андреем Даниловичем), внешне — непоседливо-язвительным, а на самом деле — очень милым, талантливым и добросердечным человеком.

Он приехал ко мне со своими стихами… со стихами, которые были хороши как стихи, но мертвы как поэзия. Отлично сработанные пустышки, хотя — с просверками возможного наполнения. Для того его, собственно, Миша ко мне и отправил: разобраться. (Забегая вперёд, скажу: разобрались. Не сразу, конечно, — неделю с хвостиком потратили, но — разобрались. У Далыча был скошен акцент восприятия Открытого Потока; вдохновение лишь краешком, кромкой задевало его, — распахивая, но не наполняя. Это частое явление! Увы, совсем не мало потенциально талантливых людей существующих как графоманы! Их тянет к ручке… тянет к бумаге… они даже могут — со временем — стать весьма и весьма изрядными профессионалами, да: пусто… пусто… пусто…

Для букетика-Миши стихи всегда были очень насущной и яркой частью жизни. Миша часто (очень часто) работал со стихами-метафиксациями: он ходил в них, он дотрагивался через них до тончайших (не находимых по-иному) ниточек ПРОСТРАНСТВ.

Находиться в метафиксациях Далычу очень понравилось. Да только — в не своих… Не получались у него свои. Чувствовал — может, но слова — раз за разом — падали на бумагу мертворождёнными. Миша поначалу утешал, говоря, что метафиксаций — множество; пользуйся ими! будь в них! Да только Далыч не унимался. И тогда Черноярцев уфутболил его на лечение (и не его первого, меня при том особо не спрашивая…).

Как-то (в одну из ночей, в Парке) я попросил Далыча рассказать мне о своей встрече с Мишей. Далыч жутко засмущался, запунцовелся, зашмыгал носом. «Ты чего?» — спросил я. — Да, понимаешь, коряво как-то вышло… — вздохнул. — Петушистости во мне — пудами, хоть в тачку складывай и огород удобряй. С детства маюсь… — опять вздохнул, — никак не избуду. Нескладуха, да и только…» «- «Ну, расскажи как есть…» Повздыхал Далыч, поохал, но — рассказал. Причём начал издалека, чуть ли не с младенчества (а повстречались они года три назад!). Впрочем, не потянуло меня очень уж сокращать его повествование…