Проводник по невыдуманному Зазеркалью. Мастер О́ЭМНИ: Приближение к подлинной реальности

— Совсем, что ли? — оторопел медведь.

— Отчасти… — уклончиво, но печально подтвердил У.

Разлили по второй порции мёда. Подкрепились. Медведь задумался».

— Враки и бредятина! — заявила тётушка ежа, женщина серьёзная и хозяйственная.

— Ну… не скажите, не скажите… Есть здесь что-то… Что-то есть, да… — покряхтывал из угла дедушка.

— Ну давай, давай, читай дальше! — галдело молодое поколение…Но наступало время сна, и ёж, улыбаясь, запирал свои записи в сундук, натягивал до самого носа одеяло, и-засыпал…

3 (продолжение)

«… С запрокинутой вверх мордашкой, неподвижный, наблюдал У за бесшумным, невероятно красивым полётом Золотого Дракона.

О! он был золотой-золотой!..Даже валенки на его лапах отливали золотом… И серый шерстяной платок — развеваясь над заснеженным поднебесьем — всё больше и больше становился похож на невесомую золотистую колыбель, в которой (и это — правда!) рождаются звёзды…»

(Угли костра — разламываясь и сжимаясь маленькими пульсирующими вишнями — всё укрывищнее и глубже запутывались в вуаль пепла. Наполовину опустевшие вазочки с сухариками и вареньем рассеянно перебрасывались бликам — далёкими… ускользающими… — с неторопливой, нисходящей узорно и плавно осенней листвой… Подрагивал остывший чай…

Костёр угасал. Ёжик и зверёк придвинулись ближе друг к другу — замирательно… ласково…, — близко всматриваясь в слабеющее сонное пламя… Как можно ближе друг к другу…)

4 (к вопросу «о чудовищах»)

«…ОНО медленно, тяжеловато и неуклюже плескалось в дальнем озёрном заливчике, там, где камыши… камыши… камыши…, там, где висящий на тонких осторожных нитях туман был приветлив и мягок…

…Иногда на камыши наскакивал ветерок, слегка раскачивая их, слегка тревожа. Синели низкие тучи. Зеленели высокие травы. Беспокойные трескучие стрекозы (синие и зелёные) мельтешили — во все стороны, — все стороны лаская искрами животов. Моросил неохотный полусонный дождик.

…ОНО перевернулось на спину (тяжеловато и неуклюже…), закашлялось, зябко повело плечами…

«Вот: озеро… озеро… озеро… Именно здесь, — то тут, то там: чужие… родные…и всякие… кто-нибудь ещё…именно здесь… Где?…Озеро… озеро… Какой редкий и вялый дождик, будто его и нет вовсе… Родные… Это круги на поверхности озера… Дождик… Где? Где вы?..

Всяк кому не лень… Всюду… Озеро… Какой редкий и вялый дождик… Ну надо же…»

Натужно подгребая задними лапами, ОНО стало затискиваться в камыши: булькало, кряхтело, но старалось быть аккуратным, чтобы не повредить, не покорёжить удивлённых таким соседством зарослей, медленно продвигалось. Затихло.

…Над озером, как над лицом — зеркало, — опрокинулся гром.

…И пришло — покоем, прятальным сном — утишливое забытьё…

…И пришёл Дождь: ливневый, кромешный…

(…Но раздало-растеряло ОНО все чешуйки. Но, сквозь голое тело, — в сон его проник, просочился Дождь…)

— Привет, — сказал Дождь.

— Уходи… — сказало ОНО.

— Привет! — сказал Дождь. — Ты здесь, в камышах… Зачем ты здесь? мне это печально.

— Мне хорошо, — сказало ОНО. -…Мне сейчас хорошо…

в камышах… Уходи! Для чего ты беспокоишь меня?

— Я искал тебя на озере, и — не нашёл… — сказал Дождь. — Почему ты покинуло его?

— Там нечего покидать, — ОНО вздохнуло, — озеро уходит… Бывает, что озёра становятся океанами…, но это — редко, а чаще: они уходят, и там, где было озеро, — остаётся болото…

— Но я видел, видел озеро! — крикнул Дождь. — Оно целое и невредимое!

— Ты видел его вчерашнее отражение. Всего-то и навсего… Да, отражение…

— Но ведь озеро это — ты! — удивился Дождь. — Ты — вот оно… ты-здесь!..

— И я ухожу, — сказало ОНО.

— Не надо, — попросил Дождь. — Как же без озера? без него — нельзя! Ишь, чего выдумало…

— Не ерунди, — сказало ОНО. — Уходящий — куда-нибудь да приходит!.. Ищи озеро там… где-нибудь там… там…

Дождю вдруг почувствовалось, что он очень устал; как-то сразу и очень… Бережно придерживая каждую капельку себя — он скользнул за камыши… за лес… за невнятность далёких гор… Но чудилось: стоит только взметнуться камышам — проминая береговую линию, раздвигая пределы — Дождь незамедлительно вернётся, вернётся обязательно (иначе он — попросту — не смог бы жить, иначе он — попросту — не смог бы верить, и любить — не смог бы… и быть любимым…)!

«…Мои чешуйки перемешались с илом… и слабеет, слабеет память: не найти…

Ах, как долго (долго!) я живу на предельном, раскалённом гребне застывшего крика. Я понимаю — почему… но вместе с тем — недоумение: почему…?…Понимание и недоумение — одновременно… это ли не странность?

Но странно, странно…

Но так странно видеть жадные руки, не знающие меры своей жадности; видеть трусость и подлость там, где есть тысяча возможностей этого избегать; видеть гордыню, не претворённую в гордость; видеть глупость, равнодушно проходящую мимо сокровенных дверей, глупость, которая осознала себя, но осознание отбросила, растоптала..

Так странно осязать утаённые в ряске и сумерках останки того, что сулило явиться величайшим и небывалым!..; осязать глухоту и чванливое онеменье сердец (глубокие застывшие следы в текучести вод…)…