Созданным в Москве иконостасом украшение Кёнигсбергской православной церкви не ограничилось. Использовались и местные ресурсы. Курт Форстройтер сообщает: «Для украшения кирхи двумя кёнигсбергскими художниками Краусом и Кнопке были написаны четыре алтарных картины с позолотой на камчатной ткани»[131]
.Болотов ошибочно утверждает в своих «Записках», что кёнигсбергская церковь была освящена архимандритом Тихоном:
«… и как церемония сделана была при сем случае самая пышная, то привлекла она бесчисленное множество зрителей, и все пруссаки не могли духовным обрядом нашим, а особливо миропомазанию самых церковных стен, которое и нам случилось тут впервые видеть, довольно надивиться. И как в сей церкви и служение производилось всегда на пышной ноге, с прекрасными певчими, и как архимандритом, так и бывшими с ним, иеромонахами сказываны были всегда разумные проповеди, то все сие тамошним жителям так полюбилось, что не было ни одной почти обедни, в которую не приходило б по нескольку человек из тамошних зрителей для смотрения».
Архимандрит Тихон появится в Кёнигсберге немного позже. Храм Воскресения Христова освящал, конечно, Ефрем. В архиве сохранился рапорт архимандрита Ефрема Синоду, в котором докладывается, что
«церковь в Кёнигсберге 3 сентября 1760 года освящена, в Пиллау будет скоро установлена, а в Мемеле ещё нет. Этим же рапортом он просил вместо иеродиакона выслать ему диакона. Причин за болезнью своею не объяснял»[132]
.Следующий рапорт архимандрит Ефрем направил в Синод в октябре. Он сообщил, что 7 октября была освящена церковь в Мемеле, а также то, что из Либавы ему была доставлена какая-то архимандричья шапка при рапорте офицера о том, что она в бочонке была поймана с разбитого галиота, все пассажиры которого, якобы, погибли. Шапка усохла и требовала исправления. Архимандрит Ефрем не знал точно, откуда и кому была отправлена эта шапка, о чем и извещал Синод. История же получилась следующая. Иеродиакон Илларион, не поехавший со всеми в связи с болезнью, выздоровев, просил отправить его в Пруссию сухим путём. Синод же 23-го августа «для лучшей способности» отправил иеродиакона Иллариона, а с ним ещё одного служителя – Федора Давыдова, водным путём на галиоте «Санкт-Димитрий» петербургского купца Стефана Красильникова под управлением российского шкипера Петра Басова. За провоз Синод заплатил 15 рублей. Тут как раз новая архимандричья шапка была наконец изготовлена цеховым золотых дел мастером Черкасовым и доставлена из Москвы в Санкт-Петербург. Иеродиакону Иллариону Синод и поручил отвезти в Пруссию новую шапку архимандрита Ефрема, вложенную в футляр, обшитый войлоком и закупоренный потом ещё в бочонок, засмоленный и обвязанный циновками. 24 августа иеродиакону Иллариону с его служителем для свободного в портах пропуска был выдан «обыкновенный до Кёнигсберга паспорт». Галиот «Санкт-Димитрий» вышел в море, но… Случилось то, что случилось. Галиот погиб со всеми пассажирами, а бочонок с шапкой был выброшен волнами на берег.
«Постановлением 1 ноября Синод указал архимандриту Ефрему шапку осмотреть и если что нужно, исправить и хранить тщательно в ризнице, а также донести, иеродиакон Илларион прибыл ли в Кёнигсберг или вместе с другими утонул в море. Шапка стоила 663 рубля 70 копеек»[133]
.К указу была приложена копия с описи украшений шапки, с поручением удостовериться, сходится ли она с действительностью.