Проза Чехова: проблемы интерпретации

Могут ли быть окончательными и справедливыми оценки, выносимые людям людьми? В «Дуэли» не только фон Корен и Лаевский оценивают друг друга. Все персонажи первого и даже второго рядов являются носителями каких-то мнений и убеждений, всеми ими выносятся какие-то оценки. Такие оценки рассматриваются в повести и по существу, и со стороны их происхождения, и в сопоставлении их друг с другом и с действительностью.

Так, исследователями отмечено присутствие в повести множества точек зрения на одного и того же человека². Как и на главного героя пьесы «Иванов», Чехов дает взглянуть на Лаевского глазами различных людей. Оценки, выносимые добряком Самойленко («он такой же

127

человек, как и все. Конечно, не без слабостей, но ...»), фон Кореном («Я считаю Лаевского мерзавцем ...»), Надеждой Федоровной («честный, идейный, но однообразный, грызущий ногти и наскучающий своими капризами»), Марьей Константиновной («прекрасный молодой человек»), дьяконом («шалый, распущенный, странный, но ведь он не украдет, не плюнет громко на пол, не попрекнет жену - неужели этого недостаточно, чтобы относиться к нему снисходительно?»), самим Лаевским («Я пустой, ничтожный, падший человек! Голубчик мой, если бы ты знал, как страстно, с какою тоской я жажду своего обновления»), оказываются различными, порой противоположными. Приоткрывая кое-что в Лаевском, каждая из этих оценок характеризует в первую очередь ее носителя. Обусловленная личностью оценивающего, всякая такая оценка выглядит относительной. И противоположный этому случай, когда персонаж высказывает одну и ту же точку зрения на самых разных людей (например, Марья Константиновна или Самойленко), также указывает на относительность, обусловленность оценок личностью их носителя. Ни в том ни в другом случае «настоящей правды» о человеке никто из оценивающих не знает.

Также бесконечно разноречивы и условны оценки, выносимые в одно и то же время одним и тем же явлениям разными людьми. Зелеными лучами на восходе солнца фон Корен любуется, а Лаевскому они кажутся «лишними, ненужными»; туалеты Надежды Федоровны кажутся ей самой «миленькими», а Марье Константиновне - «ужасными»;

для Самойленко «великолепнее Кавказа края нет», а Лаевский Кавказ бранит, так же совершенно по-разному они представляют себе, что такое семейное счастье, и т. д. и т.п.

У каждого - своя «идея», «убеждение», то есть стереотип, по которому его носитель судит о самых разных жизненных явлениях; эти «убеждения» складываются

128

каждое в силу своей логики, точнее - нелогичности: Самойленко «редко видел немцев и не прочел ни одной немецкой книги, но, по его мнению, все зло в политике и науке происходило от немцев»; Кирилин: «Я порядочный человек...»; Марья Константиновна: «Всегда виноваты женщины»; Надежда Федоровна: «Я не понимаю, как это можно серьезно заниматься букашками и козявками, когда страдает народ». Стереотипы Лаевского - это те литературные персонажи, с которыми он себя постоянно сравнивает: «лишние люди», Гамлет и даже Анна Каренина. Стереотип фон Корена - его убеждение, что «точные знания», «логика фактов», «наши знания и очевидность» служат критериями для безошибочной оценки людей и явлений. Если относительный, небезусловный характер одних из этих стереотипов Чехов подробно доказывает, то в других случаях для этого достаточно просто рядоположення этих разноголосых «правд».

И даже в одно и то же каждый верует «по-своему». Фон Корен говорит дьякону об «учении Христа»: «Посмотрите, как даже оно различно понимается!» - и тут же, как бы подтверждая это, отвечает ему: «Нет, верую. Но только, конечно, по-своему, а не по-вашему».

В конце повести автор заставляет бывших противников пожать друг другу руки и сказать: «никто не знает настоящей правды». Но принцип индивидуализации - отсутствие общих решений - не нарушен: для каждого из них одни и те же слова значат разное.

В устах Лаевского это значит, что даже о себе самом человек не может судить окончательно (раньше он считал, что дорога к новой жизни для него навсегда завалена «горою лжи»).

В устах фон Корена эта фраза не просто признание: «чужая душа потемки». Признав свою ошибку относительно Лаевского, он признался в том, что ему неизвестно, по какому признаку надо судить людей (раньше

129

он говорил: «людей судят по их делам»). Хотя он остался при своем убеждении, что общественно вредные личности должны быть изолированы от человечества, теперь, наверное, он не скоро найдет человека, к которому со спокойной совестью применит этот принцип.